Лара Темпл - Последняя любовь лорда Стентона [litres]

– Папа говорил: у тебя может появиться тоска по родине, возможно, ты даже не захочешь возвращаться. Прости меня за такой тон, Тина.

– Ах, моя дорогая Ари, тебе не за что извиняться. В некоторой степени я действительно тоскую по Англии, но мой дом на Иллиакосе, с вами. Впрочем, твое замужество изменит нашу жизнь больше, чем любое мое решение. Но, поверь, вполне естественно, что твой отец желает этого.

Ари фыркнула и отвернулась.

– О да. Он считает себя хитроумным и проницательным. Теперь мне ясно: он надеялся, что я очарую лорда Стентона и привезу с собой на Иллиакос. Папа иногда забывает, что мы живем не в Средневековье.

– Тебе не понравился лорд Стентон? – спросила Кристина, стараясь не выдать внутреннее волнение.

– Понравился. Он умный, знает, как меня развеселить. Но я не хочу выходить за него, к тому же уверена: и он не желает нашего брака. Зачем ему это? Он доволен своей жизнью, занимается любимым делом, все это закончится, если мы поженимся. Папа считает, что каждый мужчина в мире только и мечтает стать королем Иллиакоса, иногда он бывает наивен и слеп.

Кристина села рядом и обняла подругу.

– Ари, ты мудра не по годам. Выходить замуж нужно за того, кого полюбишь.

– Я же говорила, что в ближайшие несколько лет не хочу замуж. Хочу жить с тобой, Тина, без тебя я не смогу. Ты стала для меня ближе матери.

– Не говори так, все ее силы отнимала болезнь.

– Да, с твоей мамой было так же. Как замечательно, что мы встретились.

– Я тоже этому рада. А теперь давай собираться. Наденем высокие ботинки и посмотрим, что приготовила для нас леди Альбиния.

Они еще не подозревали, что леди Альбиния пригласила их на настоящий шабаш.

Это слово первым пришло на ум Кристине, когда она вошла в дом и оглядела комнату: на стенах висели пучки засушенных трав, а из горшков, подвешенных над огнем в камине, валил пар.

За столом на разномастных стульях сидели четыре женщины разных возрастов, очень странно одетые и совсем не похожие на дам из высшего общества. В комнате витал сильный аромат черной смородины, видимо, листья были заварены в большом чайнике, оставленном на краю камина.

– Дамы, хочу представить вам ее высочество принцессу Ариадну из Иллиакоса и мисс Джеймс.

Женщины поднялись одна за другой и присели в реверансе. Самая старшая из них, одетая в простое хлопковое платье и фартук, водрузила на нос очки, висевшие на шнуре на шее, и пристально оглядела гостей. Кристина смотрела на нее во все глаза, озадаченная смутным подозрением, что встречала женщину раньше, хотя, безусловно, этого быть не могло.

– Кто из них? – спросила та довольно грубо.

Ари испуганно прижалась к Кристине, а леди Альбиния невозмутимо ответила:

– Это принцесса, а это мисс Джеймс. Позвольте, девушки, представить вам леди Пенелопу Эттвуд, миссис Данстон, Мэтти Фрейк и ее дочь Мэри Фрейк. Чувствую аромат твоего смородинового чая, Мэри. Великолепно. Я принесла окопник, как ты просила, Мэтти. Где же стулья? Ах да, вижу.

Кристина и Ари устроились на диване, освобожденном для них леди Пенелопой – симпатичной молодой женщиной со светлыми кудряшками. Она застенчиво улыбнулась и пересела на стул рядом с женщиной, которую леди Альбиния называла миссис Данстон, – дамой с рассеянным взглядом поэта и бюстом хозяйки таверны.

– И кто они, по-твоему? Травы или цветы? – спросила Мэтти Фрейк, на которую титул Ари явно не произвел впечатления.

– Принцесса определенно цветок. Гибискус, я полагаю. А мисс Джеймс и трава, и цветок. Или ни то ни другое.

– Чепуха, – фыркнула Мэтти Фрейк.

Леди Альбиния пожала плечами и протянула чашку разливающей чай Мэри. Глаза миледи сияли, когда та подошла к гостьям, вероятно, ее веселило смущение девушек, особенно принцессы.

Кристина пила маленькими глотками, наслаждаясь вкусом, и попутно разглядывала помещение. Заметив на столике рядом с собой чашу, она ахнула и повернулась к Ари.

– Смотри, это же… – И замолчала под взглядами всех присутствующих, привлеченных ее возгласом.

Леди Альбиния покосилась на чашу и кивнула.

– Такая же, как в Стентон-Холл, но с котятами. Мэтти не любит собак.

– Бестолковые животные, – поддакнула Мэтти. – Ведут себя ужасно. Можете посмотреть поближе, – с неохотой добавила она, и Кристина, благодарно улыбнувшись, взяла чашу. На внешней поверхности были вырезаны котята, резвящиеся, игравшие с клубком. Мастер выполнил чашу с большой любовью.

– Очень изысканно, – произнесла Ари.

– Сделана специально для меня. – Мэтти улыбнулась, и лицо чудесным образом преобразилось, став добродушным. – Его научил мой муж Нэд. Он был плотником и мастерил всякие штуки из дерева. Мог сделать все, что угодно. Он говорил мне: «Мэтти, ты способна помочь произвести на свет ребенка и облегчать боль роженицы – это твой дар. Я же могу посмотреть на дерево и увидеть стол, достойный короля».

– Эту чашу сделал ваш муж?

Спросив, Кристина сразу вспомнила, почему женщина показалась ей знакомой, – ее черты улавливались в понравившейся ей фигурке женщины.

– Он жив?

– Нет и нет, девочка. Он был плотником, делал стулья, столы, строил дома. Он только научил того, кто сделал. – Она поджала губы и сложила руки. – Если бы постарался, мог бы и сам смастерить, но не хотел. Он всегда был занят работой, мой Нэд. У него не было времени на молодежь.

– Вы акушерка? – с интересом спросила Ари.

– Да, – с гордостью ответила Мэтти. – Как и моя мать, и ее мать, и мать ее матери. А что было до того, меня не касается. И все мои дочери акушерки, вот как Мэри. Сьюзен уехала к мужу на север, но и там продолжает наше дело. Я помогла прийти в этот мир нашему лорду, тогда местный доктор лежал со сломанной ногой.

– Лорду Стентону? – удивленно переспросила Кристина.

– Именно. Роды были тяжелыми, могу с уверенностью сказать, что, приняв ребенка, я чувствовала себя совсем обессилевшей, точно как и бедняжка леди Вентворт. Тело молодой женщины не всегда готово к родам, а она была стройной, словно гончая, и дрожала, как напуганная мышь. У нее не было сил тужиться, она кричала и плакала. Видимо, малышу надоело это слушать, и он вылез на свет.

– Должно быть, он был милым ребенком, – мечтательно произнесла Ари.

Брови Мэтти поползли вверх.

– Ни один ребенок не выглядит милым, когда появляется на свет. Особенно тот, которому потребовалось для этого столько сил. Он был похож на обезьяну. Отец, когда взял его на руки, бедняга, стал белым, словно простыня. Ох, мужчины!

Кристина лишь улыбнулась, она сочувствовала леди Вентворт и ее сыну.

– Очень скоро он стал красавцем, – продолжала Мэтти. – Упрямый, как осел, с места не двинется, пока не получит что хочет, верно, Альбиния?