Аманда Квик - Сладкая месть [litres]

– Нет-нет, ничего.

Сдернув очки, она положила их на столик. Сейчас лучше не видеть всего слишком отчетливо. Она вскочила и начала придвигать скамеечку для ног к тяжелому деревянному креслу.

– Что это вы делаете? – поинтересовался Саймон.

– Разве не ясно? Готовлюсь ко сну.

Она подошла к кровати, схватила одеяло и прошествовала обратно к креслу. Потом уселась, поставила ноги на скамеечку и завернулась в одеяло.

– Это кресло к утру покажется вам очень неудобным. А когда погаснет камин, здесь станет ужасно холодно, – предупредил ее муж.

– Я и не жду удобств, милорд. Я готова страдать. Буду считать это наказанием за свой грех опрометчивых суждений и самонадеянности. – Эмили задула свечу и устроилась поудобнее, чтобы поразмыслить о своей несчастной судьбе.

Полчаса спустя Саймон, который все никак не мог уснуть из-за тихих вздохов, время от времени доносившихся из кресла, перевернулся на спину и уставился в потолок. Огонь в камине уже превратился в кучку едва тлеющих углей, но этого хватало, чтобы разглядеть очертания маленькой фигурки Эмили, сжавшейся в комочек под одеялом. Она, без сомнения, мерзнет, подумал граф, а он вовсе не хочет, чтобы она заболела. Хворая жена – лишние хлопоты.

Он размышлял о том, как вернее залучить Эмили в теплую постель. Он прекрасно понимал, что только гордость удерживает ее в кресле. Но гордость очень сильная штука, это он знал по себе. А порой она единственное твое достояние.

Вовсе ни к чему Эмили страдать сегодня, решил Саймон. Ее женской гордости еще предстоит испытать удар, и достаточно скоро. Случится это, когда она в конце концов признает свое поражение в той маленькой войне, которую сама и объявила.

Саймон сожалел об унижении, которому вынужден будет подвергнуть молодую жену, когда она сдастся на его милость. Но тут уж ничего не поделаешь. Ей предстоит усвоить суровый урок, поскольку он намерен быть хозяином в собственном доме и в собственной постели.

Да и потом, Эмили сама двинула свои войска в атаку, принеся яростную клятву отказывать ему впредь в его супружеских правах. В ней явно еще слишком много от Фарингдонов, вот она и вообразила, что сможет командовать мужем, мрачно размышлял Саймон. Он быстро наведет порядок. Они будут счастливы и довольны, когда строптивица осознает свое новое предназначение в жизни.

А пока что Саймон решил, что не желает больше слушать эту тихую возню в кресле. Он уже открыл рот, чтобы приказать Эмили немедленно лечь в постель, но его опередили.

– Саймон? – тихо прозвучал во тьме голос Эмили. – Вы не спите?

– Нет.

– Я тут кое о чем подумала.

Саймон удовлетворенно улыбнулся. Конечно, даже лучше, если упрямица сама сдастся на его волю. Интересно, она прямо попросит разрешения присоединиться к нему в постели или применит более тонкую тактику, пожаловавшись на холод. В любом случае он облегчит ей этот шаг.

– О чем же, Эмили?

– Вы действительно заставили своим появлением упасть в обморок Люсинду Канонбери, когда вошли тогда в бальный зал?

– Что за чепуху вы несете? – Саймон уставился на фигуру в кресле.

– Селеста описывала случай в Лондоне. По ее словам, все невесты города, в том числе и Люсинда, ужасно боялись вас, вдруг вам вздумается сделать им предложение…

– Никогда не замечал глупых девчонок, которые плюхаются в обморок, когда я вхожу в бальный зал, – пробормотал граф.

Ему тогда, конечно, передали, что молодой Канонбери стало дурно, но сам он ничего не заметил. Там было полно народу.

Эмили хихикнула в темноте:

– Я сказала Селесте, что все это просто притворство. Я абсолютно уверена: все молодые леди брачного возраста, наоборот, были совершенно покорены вами, и вы их, наверное, страшно уязвили своим равнодушием.

Саймон понял, что Эмили еще не представляла, какую репутацию он имел в столице. Она, как всегда, смотрела на мир сквозь розовую дымку.

– Вы правы, – ответил он ей в тон. – Все это полнейшая чепуха. – Вдруг ему в голову пришла одна мысль. Мгновенно прокрутив ее со всех сторон, он принял решение. – Эмили, вы хотели бы отправиться в Лондон?

– Да, очень. А вы думаете, можно? Папа всегда говорил, что я не должна ездить в город слишком часто, а то кто-нибудь вспомнит про тот скандал. Мне не хотелось бы ставить вас в неловкое положение.

– В вашем прошлом больше нет скандала.

– Нет? – В ее голосе прозвучало замешательство.

– Нет. Я внушил некоторым людям, в том числе лорду и леди Гиллингем, а также Прендергасту, кое-что знающим о вашем небольшом приключении, что о нем больше никогда не следует упоминать. Это, кстати, касается и вас. Насколько вам известно, Эмили, никакого скандала не было…

– Но, Саймон…

– Не стоит это обсуждать. Обсуждать нечего. А если кто-то опустится до двусмысленных намеков, сообщите мне немедленно. Вы поняли?

– Да. Но я все же…

– Я понимаю, вы цепляетесь за воспоминание о той истории как об одном из самых волнующих моментов вашей жизни, но надеюсь предоставить для ваших реминисценций более впечатляющие мгновения.

– Ну, я тоже так думала, – откровенно призналась Эмили. – Потому и просила вас жениться на мне. Но теперь я уже ни в чем не уверена… Похоже, я совершила непростительную ошибку.

– Единственная ваша ошибка, дорогая моя, это то, что вы считаете, будто сможете сладить со мной так же легко, как вы справляетесь с делами. Мной не очень-то легко манипулировать, мадам.

– Как вам не стыдно говорить такое!

– Это правда. Но мы скоро уладим наше затруднение. Вы явитесь ко мне и мило извинитесь за свой бунт. А потом хорошенько попросите, чтобы я взял вас обратно в свою постель, и с этим будет покончено.

– Как бы не так, черт подери!

– По-моему, мы говорили о поездке в Лондон.

– Мы говорили о вашем непробиваемом высокомерии, – парировала она.

– Мы отправимся в город как можно быстрее.

– Почему? – требовательно спросила Эмили. – Почему мы вдруг должны сломя голову мчаться в Лондон?

– Потому что, – произнес Саймон, размышляя о великой благодарности маркизы и маркиза Норткот, – мне кажется, сейчас самое время ввести вас в свет.

Норткот, как Пеппингтон и Канонбери, наконец попался. Маркиз мог оказаться полезным, и Саймон твердо намеревался использовать эту влиятельную чету, чтобы представить жену светскому обществу. Эмили долго молчала.

– Вы действительно так думаете, Саймон?

Он снова улыбнулся про себя.

– Да. – Откинув простыню, он поднялся. – Ну вот что, я совсем замерз, и мне неудобно. Я вынужден потребовать, чтобы вы легли в постель и прихватили с собой одеяло.

Эмили в тревоге выпрямилась и вцепилась в одеяло, увидев, что он решительно направляется к ней.

– Повторяю, Саймон. Я не позволю вам овладеть мною.