Анна О’Брайен - Королева в тени [litres]

– Церемония получается слишком долгой, – сказала я Джону Ланкастеру, когда мы планировали процедуру, каждый шаг которой записывал сидящий рядом секретарь, отмечавший у себя все наши требования. – Ему ведь всего десять лет.

– Это необходимо, – ответил тогда Джон, поглощенный подробностями, которые он вычитывал через плечо писаря.

– Но зачем? Когда дело уже сделано и все увидели, что оно сделано. Какая надобность в том, чтобы так изматывать силы его неокрепшего тела?

Уловив резкие нотки заступничества в моем голосе, Джон поднял на меня глаза.

– Тут важна каждая деталь. Все вместе это превратит твое дитя в монарха, отвечающего только перед Богом. Это покажет моим недругам, что я не вынашиваю планов присвоить корону себе. А тем, кто до сих пор с презрением относится к твоему несчастливому прошлому, продемонстрирует, что это законнорожденный ребенок, достойный быть правителем.

– Ты думаешь, я этого не знаю?

Мне не удалось скрыть свое неудовольствие, и сейчас он внимательно смотрел на меня, с трудом сдерживая раздражение.

– Не нужно на меня давить, Джоанна. Ты попросила меня защитить твоего сына. Этим я и занимаюсь. В то же время мы с тобой предстанем как два серафима, в белых одеждах и с божественным венцом на голове, которые выше любых подозрений. Ричард будет в нас нуждаться в последующие годы. И потому длинная церемония с привлечением всех добрых предзнаменований и благоприятного покровительства церкви, какие только могли прийти мне в голову, в данный момент имеет важнейшее значение. – Его улыбка внезапно стала недоброй. – Возможно, это даже убедит тебя в том, что я не замахиваюсь на трон, принадлежащий твоему сыну. И что я буду защищать его до последнего дня своей жизни. В чем я тебе уже клялся, не так ли?

Каждый пункт был расставлен по местам его пальцем, тычущим в конторку, на которой за ним записывал писарь. Я поняла его план. Мне стоило бы самой это предусмотреть, потому что замысел Ланкастера был достоин того, чтобы автором его была я. Вынужденная признать, что мне еще многому нужно учиться, я видела, что имею дело с человеком, в совершенстве владеющим искусством политических маневров. Что ж, я буду учиться быстро и усердно.

– Со своей стороны ты должна проинструктировать Ричарда, чтобы он сидел смирно, слушался распоряжений и был сосредоточенным, – продолжал Джон. – Это не тот случай, когда можно позволить себе ребячество или непослушание. Мы не должны допустить ни малейшего намека на дурное предзнаменование, на которое наши враги могли бы наброситься, как воронье, слетающееся на падаль.

Я хотела возразить, чтобы как-то оправдаться перед этими неприятными обвинениями в адрес Ричарда относительно того, что он порой мог быть по-ребячески грубым и несдержанным.

– Знаешь, у него под оболочкой детской невинности кроется необычайно целеустремленный ум, – добавил Джон, опережая меня.

– Хорошо! Мы сделаем это! – Он убедил меня, и теперь я была полна решимости, хотя губы мои до сих пор были обиженно поджаты. – Что же касается желающих увидеть какое-то дурное предзнаменование, то ты бы лучше проверил, насколько надежно закреплены драгоценные камни в королевской короне. Не хотелось бы, чтобы один из них упал к ногам Ричарда в самый неподходящий момент.

– Уже сделано! С этой стороны предвестий беды не будет!

Он был так же взвинчен, как и я, но все, что делал Джон, доказывало, что он стоящий союзник. Мы действовали рука об руку, как будто между нами был заключен договор. Мы сделаем из Ричарда достойного продолжателя дел его знаменитого деда. Королем, которым должен был бы стать Нед.

Теперь уже все почти закончилось. Процессии, молитвы, шумное одобрение лордов и священников из конгрегации прошли гладко, как шелк по тяжелому бархату верхнего одеяния Ричарда; того самого одеяния, которое, согласно церемонии, было снято с него за золотой шторой, чтобы осуществить священное миропомазание его худенького тельца – рук, плеч, груди и головы. Теперь скипетр и королевское кольцо также принадлежали ему. Как и корона.

Я тихо вздохнула с облегчением. Дело сделано. Теперь никто, ни одна душа на свете , не может оспорить его дарованное Господом право быть королем Англии. Мое тело наконец-то расслабилось, впервые с того момента, как одиннадцать дней назад умер и был похоронен мой кузен, король Эдуард. Лишенный возможности двигаться, а потом и говорить, он печально доживал последние дни в затворничестве своего дворца в Шине, где и умер в присутствии лишь священника и непотопляемой Алисы, которая, как поговаривают, в последний момент умудрилась снять кольца с его пальцев. Какой бесславный конец для человека, который прославил Англию в битвах при Креси и Пуатье и который в мирное время строил замки и дворцы, обставляя их с впечатляющей роскошью! Который учредил достойное восхищения братство рыцарей ордена Подвязки. Трагический конец еще и потому, что сознание его в конце затуманилось, убитое горем, – он так и не смог оправиться после смерти Филиппы и Неда. Теперь же он нашел вечный покой в Вестминстерском аббатстве.

В те дни я не встречалась с ним и в последний раз видела его на праздновании дня святого Георгия в Виндзоре, устроенного в том же духе, что во время посвящения в рыцари ордена Подвязки Томаса, Неда и Уилла. Не знаю, где он брал силы, чтобы стоять там в своем облачении, но зрелище это было душераздирающим. В этот раз легким прикосновением меча к детским плечам в рыцари был посвящен Ричард, а также Генрих, юный наследник Ланкастера. Радость моя смешивалась с болью, оттого что этого уже не может видеть Нед.

Но потом, после этой церемонии, я, честно говоря, и не пыталась увидеть короля, потому что в королевских покоях властвовала вернувшаяся ко двору Алиса, которая сама решала, кто может, а кто не может прийти к королю, приближавшемуся к своей кончине. А просить разрешения на это у королевской любовницы было ниже моего достоинства. Никогда не прощу ей того, как она щеголяла в драгоценностях Филиппы, рубины в которых горели, как кровь, когда она ехала по улицам Лондона в качестве Леди Солнца на церемонии, устроенной Эдуардом. Притом что ни для кого не было секретом, что она была замужем за Уильямом де Виндзором, человеком столь же аморальным, как она сама; человеком, обладавшим большим обаянием, но в еще большей степени – политическими амбициями; возможно, как раз это и разбило в конце концов сердце Эдуарда. Кому, как не мне, знать все о тех разрушениях, которые могут быть вызваны тайными бракосочетаниями.

Однако теперь наконец-то наступила кульминация моей победы. Мадам сегодня здесь уже не было. Как не позволила я ей присутствовать и на скорбном погребении Эдуарда. Я не могла отказать себе в удовольствии лично преградить ей путь к дверям собора. В дальнейшем уже и все остальные королевские двери будут навсегда закрыты для нее.