Анна О’Брайен - Королева в тени [litres]

– Вам здесь не место, – сказала я при приближении похоронной процессии Эдуарда. Горестное выражение на ее лице казалось искренним, но я не позволила поколебать мою решимость. – Теперь я правлю здесь. – Любое мое сочувствие к ней пропало после случившегося скандала, когда во время последней церемонии ордена Подвязки рядом с Ричардом и Генрихом Болингброком колени преклонил и Джон Саутерей, внебрачный сын короля и Алисы. Я не собиралась допускать, чтобы новое правление омрачали какие-либо скандалы. Поэтому Алиса и ее отпрыск, кто бы ни был его отцом, должны были исчезнуть и больше не показываться в обществе.

– Я имею на это право. – Она гордо вскинула подбородок, глядя на меня своими темными и бездонными, как всегда, глазами.

– Уже не имеете. Король умер.

Глаза ее округлились, и кто-то мог бы сказать, что в них блеснули непролитые слезы. Но я ей не поверила.

– Вы ведь сами знаете, что значит потерять человека, любовь которого была для тебя всем, – сказала она.

– Я-то знаю. И поэтому могу утверждать, что моя потеря не идет ни в какое сравнение с вашей.

– Откуда вам знать? И тем не менее вы отказываете мне в праве преклонить колени у гробницы короля, которого я горячо любила более десяти лет.

– У вас нет такого права. Ваша любовь была аморальна.

Алиса отступила назад, давая дорогу процессии скорбящих, которые проходили между нами.

– Я надеялась на понимание, по крайней мере, с вашей стороны, миледи. И ошиблась.

Я смотрела, как она уходит, как фигура ее теряется в толпе, и удивлялась, что не испытываю от этого удовлетворения. Я чувствовала, что проиграла в этом столкновении характеров, даже несмотря на то, что она подчинилась мне. Может быть, мне следовало понять ее боль и позволить ей этот последний жест если не любви, то, по крайней мере, уважения? Скрепя сердце я признала, что должна была проявить к ней милосердие. Чувство вины положило мне на плечо свою тяжелую руку, и я едва не окликнула ее.

Тем не менее не окликнула, отбросив все эти мелкие эмоции. Здесь не будет места для Алисы Перрерс. И все же я действительно знала силу любви, знала, как это чувство затмевает разум и лишает возможности связно мыслить. Кто в Англии знал это лучше меня? Да и чем я лучше этой самой Алисы? Ну да, по статусу своего рождения, но далеко не всегда по тому выбору, который я делала в жизни. Я знала, что не успокоюсь, пока не отберу у Алисы все, что она присвоила за годы своей постыдной карьеры.

Я отбросила все мысли об Алисе в сторону. Сейчас для меня гораздо более важным было то, что Эдуард оставил завещание, которое он составлял, находясь в состоянии достаточно ясного рассудка, чтобы однозначно указать своего преемника. Это, конечно, был Ричард. Ему он завещал свою лучшую кровать с ее геральдическим пологом, а также четыре кровати поменьше с драпировками для его комнат. У Ричарда теперь никогда не будет недостатка в меблировке. Оставленные мне тысяча марок и возмещение за драгоценности, которые я ему когда-то одолжила, казались какими-то неуместными по сравнению с его последним проявлением королевской воли: согласно специальному декрету Эдуарда, трон могли наследовать только мужчины. Сначала Ричард, затем Ланкастер и его сыновья, что ловко устраняло от власти потомков его покойного сына Лайонела из рода Мортимеров. Таким образом, Эдуард напоследок четко дал понять, что не поддерживает никакие претензии на его корону со стороны внучки Филиппы.

Это означало безопасность для Ричарда. И безопасность для потомков Ричарда.

Приложила ли я свою руку к такому решению Эдуарда? Мог ли кто-то такое утверждать? Нет. Хотя я, возможно, как-то и обговорила проблему претензий Мортимеров на трон со своим кузеном, когда он был в здравом состоянии ума.

Запел хор, и высокие голоса певцов вернули меня к действительности, на церемонию. Я видела, что Ричард очень устал; казалось, голова его была слишком тяжелой для его тонкой детской шеи. Теперь ему оставалось выдержать еще торжественную мессу и принять дань уважения от главных магнатов королевства. Его дяди, Йорк и Глостер, встав перед ним на колени, присягнули ему в верности. Как сделал это и Джон Ланкастер вместе со своим юным сыном Генрихом Болингброком.

Это был верх моего триумфа.

После того как на голову Ричарда надели корону, я официально стала считаться матерью короля. Это было главное мое дело, главное достижение. Казалось, что именно для этого я и была рождена. Не для того, чтобы быть принцессой Аквитании. И даже не для того, чтобы быть королевой Англии. Моя судьба заключалась в том, чтобы воспитывать и наставлять нового короля, который поведет Англию к ее дальнейшему величию. Такой меня и запомнят, потому что под моим руководством Ричард будет править справедливо, даруя прощение и награждая тех, кто достоин королевской милости. Он будет отстаивать свои права в борьбе против агрессивных заморских держав. Он поведет за собой народ, как это делал его отец. И я помогу осуществить это. А первым делом нужно заказать строительство новой королевской баржи, решила я в момент какого-то плачевного каприза, когда у меня как будто открылись глаза. Ричард будет путешествовать по воде на новой барже, полностью позолоченной, привлекая к себе внимание всех, кто находится на берегах Темзы. А я буду сидеть рядом с ним, ловя на себе восхищенные взгляды пришедших поглазеть на королевскую семью.

Но действовать я буду осторожно. Меня этому научил мой опыт общения со знатью Аквитании. Женщина должна вести себя скромно, ею должны руководить честь, приличия и даже некоторая покорность. Никто больше не будет ставить под вопрос мои наряды или мою манеру поведения. Времена связанных со мной скандалов миновали. В моих руках была верховная власть со всеми ее вызовами – новый для меня танец, в котором предстояло научиться нескольким неизвестным мне движениям.

Пение заканчивалось, и последнее эхо уже затихало под высокими сводами зала, когда теплый воздух содрогнулся и театрально медленно открылись огромные западные двери аббатства, впуская внутрь позвякивание доспехов и цоканье подков по каменному полу. Мое сердце словно сжала чья-то ледяная рука. Ну вот, снова. Я поторопилась радоваться. Все было не так уж хорошо. Я быстро обвела взглядом внушительную благородную конгрегацию, пытаясь сообразить, кто среди нас отсутствует, кто может представлять угрозу. Но все дядья Ричарда были на месте. Семья Мортимеров в полном составе желала принести свою клятву верности новому монарху. Да и сам граф Марч, он ведь держал корону, разве нет?

Я искоса взглянула на Ланкастера, судорожно сжимая горностаевый мех, которым была подбита моя мантия. Почему он не выказывает ни малейших признаков тревоги? Это военное вторжение явно происходило не по его приказу. Однако он спокойно стоял возле Ричарда с суровым выражением лица.