Лара Темпл - Роковой поцелуй

Она выглянула в окошко и поморщилась: в голову вступила тупая боль. Прошлое вернулось.

– Я была помолвлена. – Голос у нее дрогнул. – Три года назад. Но отказалась выходить замуж, и родные моего… жениха подали на меня в суд за нарушение контракта. Дело удалось уладить. Отец Бертрама… моего жениха, сэр Иво… тамошний сквайр и мировой судья в Джиллингеме. После того как Генри встал на мою сторону, сэр Иво добился того, что никто не поручал Генри никаких заказов. Генри еще раньше время от времени наведывался в Лондон по работе, но постепенно стал бывать в столице все чаще. Я все время предлагала возместить Генри вред, который я ему причинила, но он благородно отказывался. Уверял, что в Лондоне у него, так или иначе, больше работы и она нравится ему гораздо больше, чем работа в Джиллингеме. Но потом Генри умер… – В груди у нее все сжалось, но она продолжала: – После его смерти мистер Мерсер любезно согласился заняться его делами… Он и рассказал мне все. К сожалению, обстоятельства смерти Генри стали известны не только ему. Сэр Иво все узнал от одного лондонского мирового судьи и распространил слухи по всему Джиллингему.

– Вас насильно заставили стать невестой этого… Бертрама?

– Нет. Я была влюблена в него.

Лукас по-прежнему сидел неподвижно, надавливая на костяшки пальцев.

– Тогда почему вы отказались за него выйти? Что он натворил?

Страдание вернулось, горячее и тяжелое. Оливия закрыла глаза ладонями.

Она покачала головой. Молчание затянулось. Его руки осторожно оторвали ее ладони от глаз. Хотя его прикосновения были нежными, взгляд его был холодным, как в первый день.

– Оливия, что произошло?

– Я узнала, что он меня не любит.

Он выпрямился и медленно кивнул, не меняя выражения лица.

– Видимо, дело не только в этом.

– Да. Наверное, я могла бы все перенести, убедить себя, что любовь придет со временем, но я… слышала его… их. Нас было три лучшие подруги – я, Фиби и Анна… Все мы немного влюбились в Бертрама, когда он вернулся из Лондона, даже Анна, хотя она уже была замужем за хорошим молодым человеком. Я очень удивилась, когда Бертрам начал ухаживать за мной, но он был таким обаятельным – он убедил меня, что я ему небезразлична. И вот как-то за несколько дней до свадьбы я вышла гулять в сад и подслушала, как он и Анна… Она плакала. Она не хотела, чтобы он на мне женился. Говорила: и без того ужасно, что она изменяет Джону; она даже не знает, от кого ребенок, которого она ждет, – от Джона или от Бертрама. Она не сомневалась, что все будут несчастны. А он… стал уверять ее, что все продолжится, как раньше, только теперь у него появятся необходимые средства.

Оливия отдышалась и продолжала:

– Мне нужно было подумать, поэтому три дня я отсиживалась в своей комнате и говорила всем, что заболела. Потом я позвала Бертрама. Сама не знаю, чего я ожидала. Он нисколько не удивился и, разумеется, совсем не раскаивался. Сказал, что я раздуваю из мухи слона и что никто мне не поверит. Они с Анной будут все отрицать. Я прогнала его. Позже он вернулся вместе с родителями. Все требовали от меня объяснений, даже мои братья, а я ничего не могла сказать…

– Почему вы не сказали правду?

– Потому что знала, что братья придут в ярость и лишний раз подтвердят нашу репутацию… Силвердейлов не случайно прозвали «дикарями». Последствия способны были повредить им гораздо больше, чем Бертраму. Кроме того, я не забывала и об Анне. Вы, наверное, понимаете, что бы ее ждало в случае скандала? И ее, и ребенка… Даже если бы все поверили Бертраму, в ней все равно бы сомневались. Ее жизнь была бы погублена. Но не это самое плохое…

– Самое плохое – Генри Пейтон.

– Да. Я пришла в отчаяние, мне так хотелось, чтобы меня выслушали, что я по глупости рассказала ему все. Он встал на мою сторону, но не мог оправдаться перед сэром Иво, потому что я взяла с него слово, что он ничего никому не скажет. Позже я переехала к Элспет и никак не могла ему помочь. А после гибели брата я замкнулась в своем мирке… Потом Мерсер сообщил о смерти Генри, и я поняла: ничего бы не было, если бы не я. Позже я поручила Мерсеру нанять сыщика с Боу-стрит, а Элспет сказала, что мы переезжаем в Лондон. Вот почему я здесь, и вот почему я думаю, что выйду за Колина, если больше ничего не получится.

Она снова представила себе свое будущее – долгое, ровное и унылое, как вересковая пустошь зимой.

– Вы по-прежнему любите своего… Бертрама?

– Разумеется, нет! – удивилась Оливия; неужели он так ничего и не понял из ее рассказа?! – Оглядываясь назад, я сомневаюсь, что осознавала, что это значит. Он был таким веселым, полным жизни щеголем… Поэтому, наверное, я хотела, чтобы это было правдой. Какой бы болезненной и унизительной ни оказалась правда, думаю, мне очень, очень повезло, что я не вышла за него.

Она перебирала край пледа, которым были укрыты ее ноги; очень хотелось, чтобы Лукас снова сел рядом с ней, как в тот раз, когда они возвращались из дома священника. Но он оставался на месте.

Наконец экипаж остановился возле скромного дома в ряду таких же домов.

Молодая горничная проводила их в гостиную; хозяйка встала им навстречу. Она оказалась не пожилой женщиной, как думала Оливия, а довольно красивой дамой между сорока и пятьюдесятью, одетой в скромное серое платье. У ее ног прыгал крошечный терьер. Ее взгляд сосредоточился на Лукасе, и на красивом лице появилась складка, как будто она узнала его.

– Вы… мистер Таббс?

– Нет, миссис Элдрич. Моя фамилия Синклер, а это мисс Силвердейл. Мы надеялись, что вы ответите нам на вопросы о некоем мистере Генри Пейтоне.

Его слова подействовали на хозяйку дома. Она не то чтобы потеряла сознание, но побледнела, ухватилась за спинку кресла и пошатнулась. Лукас поспешил вперед и взял ее за плечи, но, прежде чем он заговорил, она несколько раз глубоко вздохнула и выпрямилась.

– Оливия, у вас есть нюхательная соль? – спросил Лукас.

– Нет, прошу вас, не надо! – прошептала миссис Элдрич, усаживаясь в кресло. – Ничего не надо… Это была просто минутная слабость. – Терьер запрыгнул к ней на колени, и она обняла собачку, глядя на Оливию голубыми глазами. – Вы Оливия? Оливия Силвердейл… из Джиллингема?

– Мы с вами знакомы?

– Нет. Хотя я много о вас слышала от Генри… от мистера Пейтона. А вы… – Она повернулась к Лукасу. – Так и думала, что мы знакомы. Вы родственник Говарда Синклера?

– Его сын. Прошу прощения за путаницу, за то, что использовал имя мистера Таббса, но мы… Не важно. Можно нам сесть, миссис Элдрич? – спросил Лукас.

Вдова замигала и положила руку на лоб.

– Да… Садитесь, пожалуйста. Хотите чего-нибудь перекусить? Я не… – Она замолчала и снова посмотрела на них – они сидели на выцветшем коричневом диване по другую сторону от камина. – Зачем вы приехали?