Лара Темпл - Роковой поцелуй

Проклятие!

– Если я тебя поцелую, то не в щеку.

– Вот и прекрасно! – Она посмотрела на него в упор и прищурилась; такой взгляд оказался и новым для него, и очень знакомым.

– Будь ты проклята, Оливия!

Она взяла его за руку и поднесла ее к своей щеке.

– Лукас, всего один поцелуй!

Лукас закрыл глаза, стараясь набраться решимости, чтобы отстраниться, но стало еще хуже. Просто нелепо! Она явно робеет, но вырвать у нее руку невозможно! Все равно что наблюдать за тем, как падает хрустальный бокал. Он вот-вот разобьется, но сделать ничего нельзя, невозможно остановить неизбежное. В глубине души Лукас понимал, что он еще на что-то способен. Но для начала придется убрать руку…

– Оливия… – снова начал он, но даже произнесение ее имени стало пыткой.

Она прижалась к нему, теплая и податливая, и он живо представил, как она, обнаженная, раскинулась под ним на простыне…

Она склонила голову над его рукой и провела губами по его ладони. Ее дыхание согревало и увлажняло его кожу.

– В прошлый раз я предупредил тебя, чтобы ты так не делала… Послушай же!

– Я слушаю, – прошептала она, согревая своим дыханием кончики его пальцев.

– Так нельзя – не здесь, не сейчас!

Она подняла голову, и ее глаза напомнили ему расплавленное золото с зелеными прожилками.

– Я специально оделась так, чтобы тебя соблазнить. Я сказала Элспет, что нам с тобой нужно обсудить важные дела и меня некоторое время не будет. Ты хочешь, чтобы я ушла?

– Боже правый, да. Сейчас же!

– Ты приедешь потом на Брук-стрит, чтобы я рассказала тебе, что узнала?

– Да.

– Тогда один последний поцелуй, и я уйду.

Она даже не дала ему подумать; она обвила его шею руками, пальцами зарылась ему в волосы и, застонав, подставила ему губы.

– Один поцелуй… Один простой, крошечный поцелуй. Прошу тебя, Лукас!

Бумаги с шорохом полетели на пол; он усадил ее на стол. Она тихо ахнула, когда он раздвинул ей ноги и прижал ее к себе, но тут же прильнула к нему. Ее пальцы перебирали его волосы. Он впился в ее губы поцелуем, завладел ее ртом. Его накрыла мощная теплая волна. Он наконец поддался искушению и раскрылся…

Оливия пришла с намерением умиротворить его, но теперь он впал в исступление. Он жадно целовал ее, усадив на край стола. На сей раз он не был нежен и мягок, да она того и не хотела. Она чувствовала все, что видела в его глазах, – напряжение, страх, досаду, невысказанное желание. Возможно, ей пока трудно его понять. Его губы воспламеняли; руки жадно ласкали ее. Она ожила, и в ней проснулось мощное желание. Нервы напряглись до предела. Казалось, в тех местах, к которым он прикасается, по ней пробегает электрический разряд. Она извивалась и стонала от вожделения; ей хотелось стать с ним одним целым, чтобы слились не только их губы, но и тела. Но когда она попыталась просунуть ладони ему под рубашку, он крепко схватил ее за запястья, и поцелуй стал другим. Теперь он касался ее только губами.

Когда он поднял голову, она еще какое-то время не открывала глаз и прислушивалась к вибрирующей музыке своего тела – от кончиков пальцев до корней волос. То, что слышалось ей, не напоминало ни последние такты вальса, ни песню сирены; в ней словно поднимался ветер перед бурей – и готов был подхватить не только ее. Она угадывала тот же зов желания в Лукасе, хотя тот застыл в неподвижности. Поэтому, когда он заговорил, она не прислушивалась к словам.

– Свой поцелуй ты получила. Теперь иди домой.

Он был прав, ей нужно идти, но она не могла представить, что двинется с места или оторвется от него. Ее место здесь!

Когда она поняла, какую бурю он в ней пробудил, в голову ей пришла новая мысль. Здесь ее дом! Она потеряла дом из-за Бертрама, но потом нашла другой дом, который выбрала сама. Ее дом – там, где Лукас.

Оливия ничего не сказала вслух. Она знала: еще рано, слишком рано. Но внутренний голос твердил: «Ты мой дом, Лукас Синклер, а я – твой».

Она еще не была готова покинуть свой новообретенный дом.

– Лорд Синклер, вы меня разочаровали. Какой же вы после этого повеса? Несправедливо, что мне самой всегда приходится вас соблазнять, ведь у вас гораздо больше опыта, – укоризненно произнесла она, проводя ладонью по его рубашке.

Ей нравилась его широкая, мускулистая грудь; на ощупь она оказалась такой же мощной, как на вид; пальцы покалывало от прикосновения к поросли волос под белой материей.

Она хотела видеть его, чувствовать его, утонуть в нем…

– Оливия!

Она поспешила ответить:

– Я сказала Элспет, что дело очень важное и что я в последний раз прошу ее оставить меня наедине с мужчиной, пока я нахожусь под ее опекой. Она сидит внизу с романом мисс Остин, а Джем обещал принести ей чаю. Пожалуйста, не говори, что все мои махинации оказались напрасными!

Он рассмеялся и прижался лбом к ее лбу, погладил ее по щеке и дотронулся большим пальцем до ее губ.

– Ты не знаешь жалости!

Она разомкнула губы и инстинктивно коснулась его пальца кончиком языка. Он глухо застонал, и она снова прижалась к нему всем телом.

– Лукас, пожалуйста, не прогоняй меня! Еще рано. Совсем чуть-чуть… – произнесла она, целуя его ладонь, пробуя ее на вкус.

– Ливви…

– Мне нравится. Никто не называет меня Ливви…

– Потому что ты моя. Но тебе нельзя здесь оставаться. После того, что случилось сегодня, я уже не чувствую в себе достаточно сил для сохранения благородства. Я не хочу быть благородным. Хочу овладеть тобой прямо здесь, на моем столе, и к дьяволу последствия! Так что сжалься над моей совестью и уходи. Обещаю, вечером я приеду к тебе на Брук-стрит… О, проклятие!

Она сама не помнила, как ее руки вытянули рубашку из его брюк, но ощущение его ребер под ладонями сильнейшим образом подействовало на нее, да и на него тоже – а может быть, все дело было в том, что ее ладони казались прохладными на его теплой шелковистой коже.

Она попыталась убрать руки, но запуталась в рубашке.

– У меня холодные руки? – сокрушенно спросила она.

– Нет. Они смертоносны. Не останавливайся. Я сдаюсь!

Он отвечал на каждый заданный ею вопрос – словами или жестами. По ее требованию он снял рубашку и помог ей расстегнуть платье, и всякий раз, как он замирал и пробовал воззвать к ее разуму, она пользовалась всем, чему он ее научил, чтобы победить угрызения его совести. Оливия больше не останавливалась, как и он. Она не хотела дожидаться оглашения. Ей хотелось доказать, что она доверяет ему, самым первобытным способом, и если она еще не отважилась сказать ему, что любит его, по крайней мере, она радовалась, что способна продемонстрировать свои чувства.

– Хочу, чтобы ты обнажился, как тот дискобол… Когда я трогала его, то думала о тебе…

– Мне и казалось, что ты касаешься меня. Если бы мы тогда были одни… – Тяжело дыша, Лукас задрал ее сорочку. Она скользнула вперед, прижав низ живота к выпуклости под брюками. У нее пресеклось дыхание, когда пульсирующий жар между ног достиг наивысшей точки и накрыл ее волнами, вызывая сладкое томление во всем теле. Все ее тело стремилось к нему, стремилось отдаться ему. Ей хотелось трогать его, чувствовать его, прижиматься к нему. Прозрачная тонкая сорочка показалась ей грубой и чужой. Ей захотелось поскорее сбросить ее.