Сабрина Джеффрис - Страсть герцога [litres]

– Это могло быть правдой. Война к тому моменту уже прекратилась. Возможно, для этого он и отправился в Англию – чтобы устроить жизнь для тебя и твоей матери. Как у отставного капитана военного корабля, у него могла здесь быть весьма достойная жизнь, в случае, если… – На мгновение Максимилиан задумался. – Чтобы восстановить свое положение в английском обществе с иностранной женой-простолюдинкой, ему нужно было быть принятым в семью отцом и матерью. Возможно, он упомянул в разговоре с отцом, на какой женщине женился, и тот отказал ему. А дед Найджел в отместку похитил Питера.

Или, возможно, отец отказал ему, потому что знал о связи деда Найджела с матерью.

Непрошеная мысль заставила Максимилиана похолодеть. Все было не так, черт возьми!

– Возможно, – сказал Виктор, явно стараясь больше не сболтнуть ничего лишнего по этому поводу.

Максимилиану следовало прекратить этот разговор, поскольку он был для них обоих слишком болезненным. Но герцог не мог этого сделать. Непонимание того, почему Питера у них забрали, всегда терзало его, и он должен был докопаться до сути.

– Значит, после того как твой отец привез Питера в Бельгию, он поступил на службу в британскую армию, верно?

Виктор кивнул:

– После того как война возобновилась, он сказал, что должен служить своей стране. Мать спросила, почему он не вернулся на флот, однако его ответ был уклончивым.

– Ну, он не мог вернуться на флот, потому что там бы его нашла моя семья. Как не мог больше быть и офицером – ведь так он рисковал бы столкнуться с кем-нибудь, кто его знал. Ему нужно было не высовываться. Если он хотел остаться военным, то у него не было другого выбора, кроме как просто поступить на службу.

– Он всегда говорил, что сражаться – это все, что он умел. Так что, полагаю, служба в армии была для него самым лучшим вариантом после службы на флоте. А поскольку он всегда возил нас троих с собой, служба на суше была предпочтительнее службы на море.

– Питер… – Максимилиан сглотнул. – Возможно ли, что он помнил семью, в которой родился? Или что произошло, когда дед Найджел его забрал?

– Если и помнил, то он никогда мне об этом не говорил. Ты должен понять, мне не было еще и четырех, когда отец его привез. Я этого даже не помню. Для меня он всегда был просто… моим старшим братом. – Голос Виктора зазвучал сдавленно. – Как думаешь, почему я хранил его платок все эти годы? Потому что он был его.

– Когда дед Найджел его забрал, мне тоже едва исполнилось четыре, так что я вообще его не помню. – Это было настолько нечестно, что Максимилиан почувствовал себя так, словно его ударили в живот. В Мосбери-хаусе хранилось множество вещей Питера, однако у него с ними не было связано никаких воспоминаний. – Расскажи мне о моем брате. Каким он был?

На протяжении всей долгой поездки от порта до Мейфэйра Виктор рассказывал ему истории о Питере. Максимилиану было и радостно, и грустно узнавать подобным образом брата, которого ему уже никогда не суждено было узнать лично. Однако, по крайней мере, это позволяло ему отвлечься от домыслов, высказанных Виктором ранее.

Не говоря уже о мыслях о Лизетт.

Когда карета въехала в Мейфэйр, Виктор замолчал, рассматривая все открывшееся его взору великолепие.

– Значит, твой отец тоже сошел с ума, – произнес он внезапно прерывающимся голосом.

Максимилиан напрягся.

– Да, причем довольно эффектно.

– Меткое определение. Мою мать это просто убивало.

В горле Максимилиана стал ком.

– Мою тоже.

Теперь он понял, что нашел не просто родственника, но родственника, который понимал, через что ему пришлось пройти. Это значило очень многое. Возможно, даже то, что он нашел друга.

Разумеется, это зависело о того, что его вновь обретенный кузен думал о нем самом.

– Ранее ты назвал меня проклятым дураком. Но так и не объяснил почему.

Виктор взглянул на него.

– Я не слишком хорошо знаю мисс Бонно – лишь то, что мне рассказывал о ней Тристан, – но могу сказать, что ты ей глубоко небезразличен. Она защищала тебя изо всех сил, даже после того, что ты сказал. И она кажется женщиной, которая не бросит мужчину ни при каких обстоятельствах. Однако ты бросил ее там.

Сердце Максимилиана замерло. Он все еще был ей небезразличен. Она не подумала о нем самого худшего.

И все же…

– Я предложил ей выйти за меня. Она отказалась.

– Значит, ты не сделал этого так, как следовало.

Максимилиан протяжно выдохнул.

– На самом деле прошлой ночью я получил от нее согласие, однако этим утром она все отрицала.

– После того, что ты сказал в лазарете.

Максимилиан кивнул. Он уже успел сам себя за это возненавидеть.

– Она сказала мне, мол, мы оба знаем, что нам лучше расстаться. Это означает, что она думает, что нам лучше расстаться.

И, возможно, это действительно было так. Жениться на Лизетт означало подставить свое сердце под удар ножа, разрушить свои стены и отказаться от идеально упорядоченного существования ради женщины, которая всегда говорила то, что думала. Обедай они у короля, она, вероятно, сообщила бы его величеству, что тому надо сбросить вес.

Поняв, что эта мысль заставила его улыбнуться, Максимилиан покачал головой. Оставалось лишь признать, что он готов был бы лишиться правой руки ради возможности увидеть ее разговор с королем Георгом. Он стоял бы там с бокалом шампанского, подбадривая Лизетт и наслаждаясь каждой минутой происходящего. А затем увез бы ее домой и занимался с ней любовью до рассвета.

Его мысли наполнили образы. Лизетт, лежащая на кровати в своей украшенной рюшем спальне… Лизетт, снимающая ночную рубашку… Лизетт, утешающая его прошлой ночью, когда он потерял голову от горя.

Несмотря ни на что, его пульс ускорился. Брак с Лизетт означал еще и страсть, свет и любовь. Означал конец его одиноких ночей и безрадостных дней. Означал, что у него могут быть дети.

Впервые с момента встречи с Лизетт он задумался о том, чтобы завести с ней детей. Детей, которые изгонят семейное проклятие, вырастут здоровыми, сильными и красивыми… как их мать. Которые вновь оживят безмолвную детскую, будут собирать цветы в огромных садах Мосбери-хауса, станут пускать крохотные кораблики на пруду и…

– Дьявол, она была не права, – произнес Максимилиан отрывисто. – Расстаться нам будет не лучше. Ни ей, ни мне.

Виктор пристально на него посмотрел.

– А ей ты об этом сказал?

Мысли Максимилиана вернулись к их разговору, к тому, как он стоял, защищая свое сердце и свою честь. Как ушел сразу после того, как Лизетт сказала своему брату, что ей не в чем его упрекнуть.

Трус.

– Нет, – сказал он, ощущая сожаление, которое было подобно удару в грудь.