Джулия Берри - Нежная война [litres]

– Только посмотри на себя, Олдридж! У Вилли Винки нет никаких шансов.

Джеймс не мог поверить своим глазам.

– Мне просто повезло.

– Нет, – сказал Веббер. – У тебя зоркий глаз.

Фрэнк Мэйсон прикрыл глаза от зимнего солнца.

– Меткий стрелок.

– Теперь рассчитайте свое допустимое отклонение, – крикнул командир. – Готовы? Перезарядка!

Щелк-щелк. Десятки солдат, в отточенном, пугающем единении отвели затвор, в грязь посыпались пустые гильзы.

– Целься… огонь!

Еще один идеальный выстрел.

– Обдумайте расстояние между целью и тем местом, куда попала пуля. Найдите золотую середину. Целься!

Джеймс снова выдохнул весь воздух из легких. Прямо в сердце.

– Огонь!

Два дюйма вбок. Все еще смертельный выстрел.

– Перезарядка!

Щелк-щелк.

– Целься!

Выдохнуть.

– Огонь!

– Перезарядка!

– Целься!

– Огонь!

– Пойдет. Опустить винтовки.

По земле, как птичий корм, были разбросаны гильзы. Плечо болело так, словно лошадь ударила его копытом. Но его сердце возбужденно билось о ребра. Ему понравилось стрелять.

Жаль, что немцы не сделаны из дерева.

– Отправляйтесь на ужин, – сказал командир. Он позвал другого офицера и подвел его к тренировочному чучелу Джеймса. Они внимательно изучали его результаты. Джеймс почувствовал небольшой прилив гордости, согревший его в тот холодный день. Как рассказать об этом Хейзел, чтобы она не сочла его хвастуном?

Он собрал свои вещи и пошел в столовую вслед за своими товарищами, когда его остановил окрик командира.

– Подожди, рядовой…

– Олдридж, – сказал Джеймс, остановившись.

Командир, вместе с другим офицером, подошли к нему.

– Ты охотник, Олдридж?

Джеймс покачал головой.

– Нет, сэр.

– Стрелял по тарелкам?

– Нет, сэр.

– Надо же, – командир потер подбородок и обменялся многозначительным взглядом с другим офицером. – Впечатляющие результаты. Мы отметим это в твоем досье, – он кивнул Джеймсу. – Вольно, рядовой.

Другим вечером, через несколько дней, я застала Хейзел и Колетт за репетицией.

Тяжелый, пылкий голос Колетт звучал совершенно завораживающе. Хейзел и представить не могла, что ее новая подруга настолько талантлива. В ее голосе звучала неподдельная тоска, и Хейзел подумала, что только человек, прошедший через страдания, может так петь. От сильного тембра Коллет по ее спине шли мурашки.

Обри услышал песню сирены еще до того, как начал бросать камешки в окно хижины досуга. Кто мог так петь? Ему необходимо было это узнать. Песня звучала на иностранном языке, ну и что с того?

Парень бросил камешек и подождал. Ничего. Он бросил еще один.

Хейзел отперла дверь и заглянула за угол.

– Кто здесь?

– Это я, – сказал Обри, кланяясь. – Король регтайма, император джаза.

– Обри! Ты вернулся! – Она поманила его за собой. – Долго же ты.

Он облокотился на дверь.

– У нас было много концертов.

– Звучит здорово! Ты зайдешь?

– Мне нельзя, – сказал он. – Я пытался прийти вечером, но какая-то леди велела мне убираться.

– О, Обри. Мне так жаль, – Хейзел было неприятно это услышать. – Почему бы тебе не зайти сейчас?

Обри колебался.

– Разве у нас не будет проблем?

– Кто знает. Миссис Дэвис пошла спать, – она не могла поверить, что нарушает правила. С другой стороны, некоторые правила такие глупые, что нарушать их – одно удовольствие. – Это моя маленькая месть. Она не разрешила мне сыграть в хижине досуга для черных.

Обри вошел вслед за ней.

– Потому что там ты не будешь в безопасности, – сказал он с горечью в голосе.

Они подошли к сцене, где Колетт разбирала свои ноты и напевала под нос какую-то мелодию. Парень стянул с головы фуражку и низко поклонился. В этот раз Колетт была одета в свою форменную юбку и блузку, но Обри не был разочарован.

– Обри Эдвардс, к вашим услугам, – сказал он. – Приятно познакомиться.

– Мы еще не знакомы, – ответила Колетт.

– Тогда мне будет еще приятнее, – сказал непотопляемый Обри, – когда вы мне представитесь, – он посмотрел на Хейзел и снова на Колетт. – Это вы сейчас пели?

Хейзел наблюдала за тем, как Обри расточает все свое обаяние на Колетт. Она решила, что это будет забавное зрелище. Ее подруга могла быть холодной, как лед. Когда американские солдаты начинали с ней флиртовать, бельгийка лишь улыбалась и наливала им лимонад.

Король снова бросил взгляд на Хейзел. Она заметила, как сияют его глаза.

– Ваша светлость, – сказал он театральным шепотом, – вы не представите меня своей прелестной подруге или мне догадаться, как ее зовут?

– Я бы хотела посмотреть, как у тебя это получится, – ответила она. – Это моя подруга Колетт Фурнье. Невероятно талантливая певица. Колетт, это Обри Эдвардс – король регтайма и император джаза.

Колет хотела пожать его руку, но вместо этого Обри поцеловал тыльную сторону ее ладони.

– Что такое джаз? – спросила Колетт. – Так вы называете музыку, которую ваша группа исполняла здесь на прошлой неделе? C’était fantastique!

Обри надулся, как лягушка.

– Да, это джаз или что-то вроде того, – сказал он. – Мы – не просто лучшая группа в армии Соединенных Штатов. Мы – лучшая группа на этой проклятой войне. Наши джазовые мотивы заставят ваши ноги пуститься в пляс.

– Только посмотри, что он умеет, Колетт, – Хейзел жестом показала Обри на пианино.

Он подобрал мелодию ее песни и, изучив аккорды, порвал ее на лоскуты.

Для него это было детской забавой, но с точки зрения Колетт, Обри только что раздвинул воды музыкального Красного моря, как джазовый Моисей.

– Сыграй еще раз, – потребовала она.

Обри был рад стараться. Вскоре, он уже исполнял импровизации и на другие песни Колетт, а она с радостью ему подпевала.

Аполлон, ты же помнишь, каково это для музыканта: впервые пройти крещение джазом. Регтайм загипнотизировал Колетт. Ее разум искрился, а бедра начали двигаться сами по себе. Со старыми драматичными рефренами и пошлыми, шутливыми мелодиями было покончено. Как электричество заменило масляные лампы. Как динамит. Вуду. Колдовство.

Эта музыка была сексуальной, как и ее атлетичный верховный жрец за пианино. Он играл для Колетт, а в его глазах светился намек на то, что это далеко не предел его возможностей. Она обнаружила, что смотрит на него гораздо дольше и чаще, чем следовало бы.

«Non , – сказала себе Колетт. – Non, non, non».

Но в короле регтайма было что-то особенное, помимо его музыки.

Обри же никогда не вдыхал аромат духов «Рококо» – запах Парижа – и не видел таких коротких, гладких кудрей, собранных в дерзкую и элегантную прическу. А ее фигура! Но больше всего юношу потряс ее голос. Девушка точно знала, куда он направит мелодию, и когда он импровизировал – она следовала за ним, а иногда даже брала ведущую роль на себя.