Салли Маккензи - Любви вопреки [litres]

– Она пыталась женить меня на себе, Кэтрин!

– Неужели? Совсем как я?

– Я мог бы только мечтать, чтобы вы попытались сделать то же, что она.

Ладони Маркуса заскользили вверх и вниз по ее спине, и Кэт вдруг поняла, что чувствует Поппи, когда ее гладят. Ей захотелось заурчать от удовольствия.

Надо бы настоять на том, чтобы герцог отпустил ее. Его присутствие рядом с ней, так близко от нее, лишало Кэт рассудка.

– Мисс Ратбоун пряталась в кустах и выпрыгнула прямо на меня, когда я шел мимо. Она сбила меня с ног, и мы оказались на земле.

Кэт не выдержала и захихикала.

– Звучит нелепо, верно?

Она таяла словно свечка от тепла его тела, его рук. Ей ужасно хотелось положить голову к нему на грудь, но она решила не сдаваться.

«Подожди. Он, похоже, упустил кое-какие подробности».

– Вам было незачем стаскивать с нее платье, – усмехнулась Кэт.

– А я не стаскивал. Она сделала это сама, так же как и вытащила шпильки из прически. Для большей убедительности. – Голос герцога звенел от напряжения, и он держал Кэт очень крепко. – Я не собирался жертвовать собой ради этой развратной интриганки.

– Еще чего, жертвовать собой, – сказала Кэт. Странное чувство зрело в ней: стремление защитить его, уберечь. И жалость. Искренняя жалось. Каково это: жить с сознанием, что за твоей спиной постоянно плетут интриги.

– Самое ужасное, – тихо произнес Маркус, – что порой мне бывает так одиноко, что меня и заманивать никуда не надо. Сам бы отдался первой попавшейся распутной девице. И лучше мне не становится, – добавил он, склонив голову к голове Кэт. – Только хуже. Одиночество поедом ест меня.

Его слова нашли в ее сердце самый живой отклик. Они задели в ней какую-то струну, о которой Кэт даже не догадывалась. Ей хотелось обнять Маркуса, прижать к себе, излечить от боли одиночества. Пусть лишь на время.

Возможно, ей это по силам.

Она повернула голову и провела губами по его щеке.

– Кэтрин, – хрипло прошептал он.

Она прикоснулась губами к его губам.

Маркус застонал, и его ладонь легла ей на затылок. Язык его вошел глубоко, наполнив Кэт желанием. Ее ладони скользнули ему под сюртук. Кэт прижималась к нему все теснее, но этого было недостаточно. Он поднял голову, и в его глазах мелькнуло отчаяние.

– Я… Мне лучше уйти.

Да, ему следует уйти. Если он останется, то перейдет черту, за которую уже никогда нельзя будет вернуться. Все закончится тем, что они окажутся в одной постели, и Кэт отдаст ему девственность. Но зачем ей она, ее девственность? Она ведь никогда не выйдет замуж. Кэт лишь заплатит справедливую цену за то, что станет ей памятью на всю оставшуюся жизнь. Она отодвинет боль одиночества – его одиночества и своего тоже, пусть ненадолго, но все же…

Кэт крепко обняла Маркуса:

– Не уходите.

Он замер.

– Вы знаете, что произойдет, если я останусь?

– Да.

Маркус облизнул пересохшие губы. Тело было напряжено, словно натянутая тетива.

– Кэтрин, если мы начнем… – Под скулами его заиграли желваки. – Я не вполне владею собой.

– Я не передумаю.

Маркус смотрел на нее сверху вниз. Он обхватил ее лицо ладонями, не давая отвести взгляд.

– Я обещаю, что постараюсь проследить за тем, чтобы вы не забеременели. А вы должны мне обещать, что если нам суждено зачать ребенка, то пошлете мне весточку сразу же, когда узнаете об этом.

Ребенок? Кэт как-то не подумала об этом… Глупости! Вероятность такого исхода ничтожно мала. Однажды Кэт случайно подслушала, как Тори объясняла Рут, которая переживала из-за того, что не может забеременеть вот уже несколько месяцев, что несколько месяцев не срок. Порой для этого требуется целый год.

– Если вы мне в этом не поклянетесь, то я уйду. Как-нибудь вытащу себя из этого дома, – он невесело рассмеялся, – даже если это меня убьет.

Кэт понимала, почему Маркусу так важно узнать о том, что у него будет бастард. Он ведь считал, что своего законного сына никогда не сможет увидеть. Печально. Когда Маркус общался с близнецами, на него было приятно смотреть. Из него получился бы хороший отец.

– Клянусь, что сообщу вам, Маркус, как только узнаю, – улыбнулась Кэт. – Если, конечно, будет о чем писать.

Она встала на цыпочки, потянувшись губами к его губам. Он застыл, словно изваяние. Кэт растерялась. Может, она неправильно поняла его?

Нет, все она поняла правильно. Маркус держался из последних сил, но страсть победила. Он схватил Кэт в объятия и принялся жадно целовать. Она даже немного испугалась такого напора. Может, еще не поздно все отыграть назад? Не совершает ли она непоправимую ошибку?

Но едва Кэт об этом подумала, как ласки Маркуса сделались нежнее, ласковее. Губы его коснулись самой чувствительной точки за ухом, и он шепнул:

– Пойдем в кровать?

По телу ее прокатилась дрожь предвкушения, в которой было поровну радостного волнения и страха. Голосу своему Кэт не доверяла, и потому лишь молча кивнула.

Маркус поднял ее на руки.

– В которую из комнат? – спросил он.

– В эту, – показала ему Кэт. Она не стала называть ту комнату комнатой Изабеллы. Изабелла не имела никакого отношения к тому, чем они собирались заняться.

Маркус отнес ее в спальню, поставил на ноги и развернул так, чтобы он мог расстегнуть ей платье.

– Черт бы побрал того, кто придумал эти мелкие пуговицы, – хрипло пробормотал он, с трудом орудуя непослушными пальцами. – Как вы его надевали?

– Мама помогла. – «Мама будет удивляться, как мне удалось снять его.

Нет, мама никогда не узнает. Этот дом – мой мир, куда посторонним нет доступа».

Теперь уже платье валялось на полу у ее ног, и ладони Маркуса скользили по обнаженным плечам Кэт.

– У вас кожа как шелк, – пробормотал он и наклонился, чтобы поцеловать ее шею.

От прикосновения его губ Кэт бросило в жар, и ноги стали ватными.

«Так нельзя. Я должна остановить его. Мы не венчаны. Но если бы мы обвенчались, призрак смерти крался бы за нами по пятам… А если я для него лишь очередная женщина? Это неважно. Я люблю его. А если у меня будет ребенок? Ребенок от Маркуса будет желанным для меня. Я не уподоблюсь Изабелле».

Маркус освободил Кэт от корсета, и все ее тревоги и сомнения исчезли. Во всем мире их теперь было только двое: она и Маркус. Кэт повернулась к нему лицом и закинула руки ему за шею.

Он не должен здесь находиться. Не должен этого делать. Кэтрин такая милая, чистая, чудная, и она не понимает, чем рискует. Откуда ей знать? Кэтрин же девственница.

«Я беру то, что только муж имеет право брать. Но она не хочет выходить замуж.

Я должен жениться на ней. Кэтрин должна надеть мое кольцо на палец, прежде чем я уложу ее в постель».

Но если он наденет ей кольцо на палец, то ему не дожить до того дня, как родится их сын. Ребенка не будет. Он успеет выйти из нее до того, как извергнет семя. И этот раз будет первым и последним. Единственным. Одного раза должно быть достаточно, чтобы излечить его от страсти к Кэтрин. Возможно, эта ночь совершит чудо и притупит жгучую боль проклятия. А потом он вернется в Лондон и будет жить дальше. Впереди у него достаточно времени. А женится он тогда, когда тянуть с продолжением рода уже не сможет.