Луиза Аллен - Покорить маркиза [litres]

– Знаю. Попробую еще раз, когда мы оба высохнем.

Он попробует? Неужели она действительно хочет, чтобы Луциан сделал ей предложение. Нет, она не выйдет за человека, который ее не любит. И она его тоже не любит, независимо от того, что он великолепен в постели, красив и имеет массу достоинств.

– Луциан…

– Знаешь, ты очаровательна, даже насквозь промокшая. Кажется, я выудил из воды морскую нимфу. – Луциан прижал ее к себе и поцеловал – жадно, уверенно, страстно.

Слабая, примитивная часть натуры Сары ответила на поцелуй. Она прижалась к нему всем телом, их языки сплелись и устроили затейливый танец, познавая друг друга. Более сильная, разумная часть ее натуры утверждала, что это неправильно, что она своим поведением поощряет его нелепое желание жениться на ней.

Луциан отпустил ее слишком быстро для примитивной части. И, если не кривить душой, разумной части натуры тоже показалось, что это произошло слишком быстро.

– Я веду себя непозволительно, – вздохнул он, – а ведь дал слово держаться от тебя подальше, пока мы здесь. Да и ты можешь простудиться в мокрой одежде. Ты вся дрожишь.

Сара дрожала вовсе не от холода, но не стала уточнять.

– Да, ты прав. – Она встала. – Я прикажу, чтобы нам обоим принесли горячей воды для ванны. Увидимся перед ужином. Приготовься. Тебя будут все дразнить и приставать с расспросами. Мы с тобой произвели фурор. Гости не смогут удержаться.

На пруду он смеялся. Но выдержит ли его чувство юмора новое испытание? Как правило, маркизы вели себя крайне заносчиво и не могли допустить подобного унижения их достоинства. За исключением папы, конечно. Она не видела проявления высокомерия у маркиза Кэннока, но это могло объясняться его тревогой о Маргарет.

Луциан проводил глазами Сару. Она поднялась по ступенькам террасы и вошла в дом, удивляясь собственным эмоциям. Она должна была выглядеть смешной: мокрые юбки липли к ногам, илистая вода превратила волосы в сосульки. И все же она не казалась ему смешной. Тепло, которое разлилось в его груди, – это, должно быть, привязанность, но совсем не такая привязанность, как его чувство к сестре.

Он выставил себя идиотом, сделав предложение там, на пруду, словно это было что-то абсолютно незначительное.

Он неправильно оценил ситуацию и эмоции Сары. Свои тоже. Странно, но неудача не испугала его. Он был все так же полон решимости сделать вторую попытку. Саре понравилось, что он отнесся к ситуации с юмором, осознал он, когда, наконец, встал и с недовольной гримасой взглянул на себя в зеркало. Бриджи, судя по всему, можно выбросить. А с сапогами придется повозиться. Все время их знакомства Луциан был мрачен. Вероятно, для нее юмор очень много значит.

Луциан обошел дом, вошел в дверь из сада и обнаружил старую скамью, на которую можно было сесть и стянуть промокшие сапоги и носки, чтобы не испортить сверкающие полы. В холле его встретил дворецкий, который проводил его наверх с таким видом, будто встречать промокших маркизов, марающих грязной водой полы, было для него повседневной обязанностью. Луциан сохранял серьезное лицо, пока не оказался в своей комнате, и только там захохотал.

Один бог знает, чего он смеется, подумал он, тщетно пытаясь развязать шейный платок. С сестрой еще не все ясно, но, даже если ее репутация будет спасена, придется найти способ продвигать Фарнсуорта по служебной лестнице, иначе она будет голодать. Он только что выставил себя идиотом перед сливками общества. Об этом узнают в Лондоне, как только кто-нибудь из гостей доберется до бумаги и чернил. Он поставил крест на своем же в высшей степени рациональном плане поиска жены и сделал предложение любовнице, превратив его в фарс. Причем его любовница в данный момент является вовсе не его любовницей, а дочерью хозяйки дома.

– Милорд?

Из гардеробной вышел Чарльз, приставленный к нему в качестве лакея. Он нес большую стопку полотенец. Питкин, наслаждавшийся заслуженным отдыхом в Сэндбее, в подобной ситуации проигнорировал бы необычное поведение хозяина, но этот юноша был иначе обучен.

Луциан хмуро зыркнул на него и развел руки в стороны, предлагая оценить состояние его одежды.

Губы лакея дрогнули.

– Ваша ванна готова, милорд. Я проконсультируюсь с мистером Рэтбоуном, лакеем его светлости, относительно возможности восстановления вашей одежды.

– Спасибо, но не трать на это слишком много времени. Думаю, одежда погибла безвозвратно.

Он отпустил Чарльза, разделся, погрузился в восхитительно горячую воду, благоухающую хвоей, и задумался. Когда он последний раз смеялся? Нет, не улыбался шутке, а громко хохотал над какой-то нелепостью, над собой. Смеялся от радости, потому что был счастлив.

Но с какой стати он чувствует себя счастливым здесь? Ситуация с Маргарет далека от благополучного разрешения, его достоинство разнесено в пух и прах, брачное предложение отвергнуто. Они даже заняться любовью не могут до отъезда из Элдонстоуна. И все же… дело, конечно, в Саре. Она сделала его счастливым. И даже когда она злится, его сердце наполняется надеждой при виде ее, при одном только звуке ее голоса. Он восхищался ее смелостью и здравым смыслом, ее умом и страстной защитой Маргарет и Грегори. А какая она в постели… Сущий ангел. Правда, ангел порочный.

Он отбросил эту мысль, по крайней мере, попытался это сделать, и уставился на картину, висевшую перед ним на стене. Натюрморт из экзотических фруктов и листвы не помог привести в порядок путавшиеся мысли. Я… люблю ее?

Он любит Сару? Нет, это невозможно. Любовь, насколько ему было известно, – это бесконечные томные вздохи при луне, внутренняя необходимость писать стихи, посвященные бровям любимой, и невозможность думать ни о чем, кроме ее совершенств.

Луциан никогда ничего не слышал о воспевании несовершенств любимой, а он по большей части думал именно о них. Сара была независимой до неприличия, конфликтной и пугающе склонной хвататься за оружие, если чувствовала угрозу. А главное – она, ни секунды не сомневаясь, выразила свое несогласие с его понятиями о чести мужчины и его ответственности перед своими женщинами.

Она любила раньше и считала мужа своим другом. Луциан почесал затылок и попытался втиснуть такой тип отношений в свое представление о браке в высшем обществе. Оказалось, что, как ни крути, это вещи несовместимые.

Тогда почему у него возникло желание жениться на ней? Потому что он хотел ее? Но они уже и так стали любовниками. Потому что она добра к Маргарет? Но они могли оставаться друзьями, и не будучи родственниками.

Луциан окунулся с головой в воду, потом снова поднял голову над поверхностью, и его осенило: с ней он чувствовал себя живым. Такое было с ним впервые. Она делала его счастливым.