Элизабет Бикон - Возраст чувственности

— Намного лучше, — произнес Джеймс, уничтожив все до последнего кусочка не без помощи Люка.

— Что будем делать со второй твоей маленькой проблемой? — спросил брат, словно о Памеле больше не было смысла говорить, что, впрочем, возможно, было верным решением.

— Да уж, маленькой.

— Конечно, это не так, но мы ведь знаем твою склонность все драматизировать и преувеличивать?

— Ее не решить театральными жестами и пафосными речами.

Джеймс опять задумался о том, какие неприятности он может принести родным, если немедленно не уедет и позволит помочь.

— Тогда рассказывай. А потом все объяснишь и Гидеону. Тебе пора понять: проблемы одного касаются нас всех.

Джеймс не хотел становиться причиной головной боли родных, но Люк был прав: одному ему не справиться. Он много лет старался, чтобы семья не узнала о другой стороне его жизни. Всякий раз, приезжая на континент, он надевал маску, под которой его невозможно было узнать, при всех передвижениях тщательно запутывал следы. Лишь три человека знали его в обоих обличьях, теперь их станет четверо, включая Люка. Двое других были преданы их делу, хотя любого человека можно купить, если назначить правильную цену. Возможно, он просто устал от идей, вбитых ему в голову Бовудом и его отцом. Сейчас Джеймсу больше всего хотелось забыть обо всем и отдыхать, к чему призывали его врач и Хлоя. Он мечтал провести некоторое время в покое, прежде чем окажется в руках своих врагов.

— Обещай, что ты расскажешь об услышанном только Гидеону и возьмешь с него слово хранить тайну. — Похоже, в нем навсегда укоренилась привычка соблюдать секретность.

— Тебе неизвестно, что такое настоящий брак, Джеймс. Я не могу обещать тебе, что Хлоя и Калли ничего не узнают.

— Я не желал и вас вводить в курс дела.

— Поздно. Я твой брат. Гидеон и Том тоже родственники, благодаря мудрости Вирджинии, так что тебе больше не удастся держать нас на расстоянии.

— Что ж, очень хорошо, только не забудь, что я не желал посвящать тебя в тайну. Полагаю, нет нужды напоминать, сколько раз ты выручал меня в Оксфорде. — Джеймс все еще надеялся избежать неприятного разговора.

— Я оплачивал твои долги и предлагал оплатить последний, но ты поклялся, что лучше будешь просить милостыню, но не примешь от меня ни пенни.

— Зная о наших прохладных отношениях, один человек из Оксфорда пригласил меня провести лето у него. Тогда мне еще не было известно, что его отец возглавляет организацию, которая как кость в горле у правительства.

— И он завербовал тебя в восемнадцать? Как плохо, что я тогда об этом не знал, надо было немедленно все прекратить.

— Я ведь был вторым сыном, что мне оставалось делать? Стать священником или уйти в армию? Меня привлекала мысль стать шпионом; риск, приключения — тогда мне все это нравилось. Этой весной я внезапно понял, что мне все надоело. Впрочем, меня не интересует и наследство, которое можно получить, лишь выполнив условия Вирджинии.

— Почему, черт возьми, ты ничего нам не рассказал? Мы трое старались изо всех сил, чтобы исполнить волю Вирджинии, чтобы и ты получил деньги.

— Я не хотел никого расстраивать, и за вами так весело было наблюдать, — с лукавой улыбкой сказал Джеймс.

— Почему ты не рассказал мне, что у тебя завелись деньги?

— А ты бы мне поверил?

— До того как стал прислушиваться к Хлое, пожалуй, нет. Я был слишком занят своими проблемами и даже не задумывался, почему моя мачеха так волнуется перед каждым днем квартальных выплат.

— Она думала, что я стану забирать у нее и эти небольшие деньги. Конечно, я знал, что она сразу все спустит в игорном доме. Ты никогда не задумывался, почему отец запер ее в Даркмере и запрещал бывать в Лондоне или Бате, несмотря на все ее уговоры? Он также позволял Вирджинии посылать ей только деньги за Довер-Хаус в Кенте, которых ей хватало не более чем на неделю. Она шла играть всякий раз, когда в руки ей попадало хоть пенни, она превратила нашу жизнь в кошмар. Все закончилось лишь с ее смертью.

— Полагаю, именно ее долги я оплачивал тогда в Оксфорде? — спросил Люк и задумался, осмысливая услышанное, а потом скривился, будто от боли. — Ты поэтому выбрал для себя этот опасный путь? Чтобы оплачивать ее долги?

— Сначала да, но потом у меня стало хорошо получаться. Я стал замечать, что отряды, в которые я продавал товары, попадали в засады или уничтожались внезапным налетом. Когда занимаешься торговлей в армии, очень просто получить доступ к информации. Мне стало стыдно за каждый мешок кукурузы или кофе, за каждый ящик оливкового масла и вина, но в то же время доходы день за днем росли.

— Пока не узнали, что ты англичанин.

— Ты обвинял меня в театральности, а эти навыки мне тогда очень пригодились.

— У тебя дар, языки тебе всегда прекрасно давались, помню, как завидовал тебе, когда читал классиков. И все же кто-то узнал о тебе все, если они действительно охотились за тобой в лесу. Не могла ли тебя подвести маскировка?

— Возможно, они выбили один из моих псевдонимов, и Фуше сделал выводы.

— Но ты начал мстить прежде, чем он тебя предал?

— Она. Да, я влез в дом одного человека и выкрал письмо, при виде которого Бонапарт придет в бешенство.

— Это самый страшный и безрассудный поступок в твоей жизни. Разве ты не подумал, прежде чем отважиться на кражу?

— Ты не видел, что они сделали с Хебе ле Курте, — произнес Джеймс и отвернулся. Лицо его стало мрачным.

— Одна из твоих любовниц?

— Да, но потом все закончилось, и мы стали, прежде всего, хорошими друзьями. Когда люди Фуше закончили с Хебе, я перевез ее тело домой, чтобы похоронить, тогда даже мать ее не узнала. Сейчас эта несчастная женщина вынуждена оставаться в своей стране, и от меня зависит, удастся ли ей спастись и выжить.

Взгляд Люка стал таким напряженным, что Джеймс решил, что рассказал слишком многое. Впрочем, брат — единственный человек на свете, с которым он может об этом поговорить.

— Когда я понял, что опасность угрожает ребенку Хебе, я вышел из себя. Я хотел отомстить за смерть ее матери, но боялся, что могу сделать только хуже.

— Ты оставил ее с бабушкой?

— Я убеждал ее уехать, но она сказала, что слишком стара, чтобы покидать страну, в которой тогда царил хаос, и учить незнакомый язык. Но она позволила мне перевезти сюда внучку, хотя ей было больно с ней расставаться.

— Должно быть, ты любил ту женщину, раз ее кончина сделала тебя таким чувствительным.

— Мы поддерживали друг друга, когда земля уходила из-под ног у нас обоих. Я любил ее, но не так, как ты Хлою. Я ругал себя за то, что в руках тех, кто истязал Хебе, оказался не я, а ты знаешь, какой я эгоист по натуре.

— Не надо, Джеймс. Прошу, мы решили все наши проблемы, и не надо пытаться убедить себя и меня, что тебе все безразлично, я знаю, это не так.