Лара Темпл - Внезапная помолвка

– Он отдал вам письмо?

– Нет… Он решил извиниться лично, поэтому не стал его отдавать.

«Хватит оправдываться», – простонала про себя Софи. Она не сделала ничего плохого, так почему чувствовала себя такой виноватой? Макс даже ничего не сказал, только смотрел на нее.

– Вы мне не верите, да? – не выдержала Софи.

В карете повисла напряженная тишина. Софи плотно сжала губы, пожалев, что не сделала этого раньше, и отвернулась к окну. Но Макс взял ее за подбородок и повернул к себе. Его глаза горели страстью.

– Вы ошибаетесь, – тихо сказал он. – Я верю, что вы всегда стараетесь поступать так, как считаете правильным. Просто временами наши представления о том, что правильно, не совпадают.

– А должны?

– Нет. Но думаю, сейчас не время это обсуждать…

Даже в темноте Макс видел, как ярко вспыхнули ее щеки, это было очаровательно. Его пальцы провели по подбородку Софи, скользнули к шее. Он понятия не имел, как ей это удалось, но в карету он сел, кипя от возмущения и ревности, а теперь оказался во власти совсем другого, гораздо более приятного возбуждения, и случай с Уивенхо теперь казался скорее мелким недоразумением, чем угрозой.

Макс видел, что она чувствует себя виноватой, и это, как ни странно, вернуло ему способность мыслить здраво. Он все время смотрел на Софи сквозь призму предательства Серены. Но она совсем не похожа на Серену. Да, ему не нравилось, что она так легко простила Уивенхо, но это не ее проблема, а его. То, что Софи не держала зла на людей, было настоящим благословением.

Его пальцы чувствовали, как бьется ее пульс, и Макса тянуло припасть к нему губами, а потом снова отвести ее в маленькую гостиную. И на этот раз он не забыл бы запереть дверь. Однако его уже начинало утомлять, что эти торопливые свидания заставляют его постоянно испытывать чувство вины из-за нарушения общепринятых правил. Максу хотелось, чтобы они уже были женаты, чтобы она лежала обнаженной в его постели и им не могли помешать ни люди, ни правила. Хотя бы неделю. В конце концов, они бы вернулись в общество, но только после того, как он утолит эту жажду, причинявшую ему мучения, выходящие далеко за рамки физического дискомфорта.

Карета остановилась перед театром на Друри Лейн, и Макс подал Софи руку, помогая выйти из кареты. Он не смог отказать себе в удовольствии задержаться перед ней и заставить ее смотреть ему в глаза, пока ее щеки не вспыхнули. В этом была детская потребность почувствовать свою власть над ней, вынудить ее ответить.

– Харкот, ты задерживаешь движение, еще немного – и образуется затор во всю улицу! – крикнул ему Крэнворт, когда они с Сильви вышли из своей кареты.

Макс велел кучеру ехать дальше.

– Плащ Софи зацепился за дверь, – не моргнув глазом, соврал он, и Софи коротко хмыкнула.

– С ротондой этого не случилось бы, – пробормотала она.

Софи окинула взглядом женщин, входивших и выходивших из дамской комнаты. Она ждала Сильви, но уже начинала подозревать, что потеряла ее в этом круговороте шелков и атласов. Повернувшись, она поймала на себе осуждающий взгляд мисс Пеннистоун и поспешила выйти. Нелепая трусость, но она до сих пор чувствовала себя не в своей тарелке и слишком незащищенной, чтобы встречаться с кем-то вроде мисс Пеннистоун. И потом, почему она должна общаться с теми, с кем не хочет? В конце концов, она уже не просто мисс Тревелиан из Эштон-Коув. Скоро она станет герцогиней Харкот. Софи вздернула подбородок. Если она не будет следить за собой, то может стать похожей на мисс Пеннистоун. А она не такая. Софи любила людей, но никогда не подстраивалась под чужое мнение, чтобы кому-то понравиться, и не собиралась делать этого теперь, на пороге своей новой жизни.

Остановившись посреди коридора, она попыталась вспомнить, откуда они пришли. Рядом никого, и это означает, что, скорее всего, она идет не туда, куда надо. Софи повернулась и остановилась, увидев перед собой мужчину.

– Вы заблудились? – спросил он.

На миг ей показалось, что этот высокий и очень худой человек – один из приглашенных актеров. Она даже подумала, что уже где-то его видела, но тут же поняла, что это не так.

– Думаю, да. Я не знала, что этот дворец так велик. Мне хотелось бы вернуться в фойе.

– Идемте, я покажу вам.

Софи с радостью пошла с ним, и он по нескольким лестницам вывел ее в коридор, в конце которого она увидела бордово-голубые ковры фойе. Дойдя до конца коридора, она повернулась, чтобы поблагодарить мужчину, но он заговорил первым:

– Кстати, я лорд Моркомб. Отец Серены. А вы мисс Тревелиан, верно? Я видел вас с Харкотом у Стефтонов.

Софи чуть не споткнулась от удивления, и он, остановившись, заботливо поддержал ее под руку.

– Простите. Я не хотел вас пугать, но с тех пор, как прочитал о помолвке, искал случая поговорить с вами.

Софи смотрела на него с изумлением, чувствуя себя виноватой.

– Лорд Моркомб. Я… мне так жаль…

– Не стоит, дорогая. Вам не о чем сожалеть. Вы не причастны к моей трагедии и ни в чем не виноваты. Теперь я редко выхожу из дому, но мне стало очень любопытно, кого выбрал Харкот. И признаюсь, я немного удивлен. Вы совсем не похожи на мою дочь.

– Я слышала, она была очень красивой. И очень живой. – Софи мучительно подбирала слова, но он, похоже, этого не замечал. На его узком лице появилась улыбка.

– Да. Даже когда она была младенцем, я знал, что она… необыкновенная. Королева.

Он говорил с такой гордостью и любовью, что у Софи сжалось сердце от жалости к старику, вынужденному отказаться от радостей жизни и в одиночестве переносить свое горе. И это не добровольное затворничество ее тети Минни, а изменение личности, которое случается с людьми, пережившими тяжелую утрату. Как у той вдовы из Эштон-Коув, которая потеряла в море трех сыновей.

– Судя по всему, она действительно была необыкновенной девушкой. Должно быть, вы очень тоскуете о ней.

Софи сразу же пожалела об этих словах, потому что глаза старика наполнились слезами, и он, достав платок, приложил его к глазам.

– Каждый день. Я думаю… если бы только я был сильнее… Но уже слишком поздно. Иногда это невыносимо. И никто не говорит о ней со мной. И не дает мне поговорить о ней. Поэтому я и не выхожу. Я не могу вынести этого молчания.

Софи кивнула. Она понимала его, по-своему. И хотя ей хотелось уйти, она продолжала стоять, желая хоть чем-то облегчить боль этого человека. Каким-то образом она чувствовала себя причастной к той вине, которую испытывал Макс и которая налагала на нее определенную ответственность за судьбу Серены.

– Я бы с радостью послушала о вашей дочери, лорд Моркомб.

Старик взял ее за руку и судорожно сжал ее.

– Я не ошибся в вас. Стоило мне увидеть ваше лицо, и я понял, что у вас доброе сердце. И это меня тревожит. Вы могли бы прийти ко мне завтра? На чай? И пожалуйста, не говорите Харкоту. Он вам не позволит. Он хочет, чтобы все осталось в прошлом. Пусть это будет нашим секретом.