Оксана Зиентек - Мачехина дочка

На следующий день Кароль с чистой совестью возвращался домой. Дальнейшее в его компетенцию не входило. Он и так влез в дела Лиса гораздо больше, чем хотел. В отличие от брата, Кароль не тяготился скрупулезной работой артефактора. Даже в юности, когда именно ему приходилось создавать недорогие вещи, заряженные бытовой магией, ему нравилась эта работа. Нравилось создавать тонкое плетение из металла и магии. Нравилось воображать, как его работа будет приносить кому-то радость или облегчать жизнь. Кароль, как и отец, чувствовал себя больше ремесленником, чем аристократом.

Именно поэтому он и проигнорировал совет кузена-графа присмотреться к девочкам барона. Лили, старшая, была неописуемо красива. Вся такая изящная, воздушная, что он даже представить себе не мог эту барышню в его лаборатории. Не говоря уже о том, что ей просто нечего делать в их доме, их с родителями доме. Ей под стать паркеты дворцов и террасы дворцовых парков. Вот со второй, с Агатой, Кароль, пожалуй, мог бы себя представить рядом. Симпатичная, но вполне обычная девочка. Светленькая, почти рыженькая, крепко сбитая. Но пятнадцать лет…. да он в свои двадцать шесть чувствовал себя древним стариком рядом с этим ребенком. Нет уж, пусть это был один из немногих шансов породниться с аристократами без применения прямого королевского приказа…. Да на кой ему сдались эти аристократы?! Пусть кузен сам вылезет, наконец-то, из своей лаборатории и женится на ком хочет. И Кароль твердо решил, что по приезду в столицу еще раз наведается в лавку мастера Натана. Тот давно предлагал ему совместный проект, но загруженность у отца не оставляла времени на дополнительный заработок. Однако, если красавица Биргит все еще свободна, Кароль готов поразмыслить над этим проектом.

Агата фон Блитерстерп

Господин Кароль попрощался с нами еще вчера, и сегодня уехал затемно, еще до завтрака. Поэтому завтракать наша семья сегодня опять собралась в утренней или «домашней» гостиной. В отличие от парадной и малой гостиных, расположенных на первом этаже замка, эта комната представляла собой, фактически, центр второго этажа. В нее вели двери из хозяйских покоев, и из коридора, ведущего к детским и нашим с Лили комнатам. Еще одна дверь вела в крыло, где располагались гостевые комнаты, но на моей памяти ее не открывали ни разу, а с нашей стороны она вообще была заставлена шкафом.

Эту утреннюю гостиную я любила намного больше, чем парадные. Сюда никогда не приглашали посторонних, здесь завтракала только семья. Вся мебель в гостиной была добротная, но слегка разномастная. Посудный шкаф был выполнен из резного дуба, но, кроме особенно богатого орнамента, ничем не отличался от остальных посудных шкафов в зажиточных рыцарских домах. Шкаф выглядел надежным, но довольно старым. Однажды, когда Лили пошутила, что шкаф наверняка помнит еще ее дедушку, папа-барон вполне серьезно добавил: «И прадедушку тоже». большой овальный стол из парадной гостиной «списали» сюда уже на моей памяти, когда меняли там мебель на более новую. То же было и со стульями: вокруг стола собрались почетные ветераны из разных комнат. Не пропадать же добру.

Человеку, который, как я, в жизни видел только пару рыцарских усадеб да длинные крестьянские дома, казалось изначально, что все аристократы живут в совершенно другом мире. Но папа-барон потом объяснил мне, что аристократы — такие же люди, как и все остальные. Они тоже едят, пьют, посещают туалетную комнату, они не спят в шитых золотом одеждах (строго говоря, они вообще не заказывают расшитую золотом одежду уже около сотни лет, ею только королевская семья на особо важных церемониях пользуется)… Они не выбрасывают пятерку хороших стульев только потому, что шестому не повезло сломаться раньше, или сервиз на двенадцать персон — из-за одной разбитой чашки.

У тех, кто может себе это позволить, эти вещи просто перемещаются из комнат парадных в семейное крыло, где служат верой и правдой своим хозяевам. У тех, кто попроще, они прячутся по углам или маскируются под шитыми чехлами. При всей своей щедрости, транжирой папа-барон никогда не был. Поэтому в нашей домашней гостиной причудливо смешивались различные моды и эпохи.

Подойдя к буфету я выбрала свои любимые тарелку и чашку (надо сказать, что и посуда здесь была под стать мебели, поэтому можно было попить чаю как из изящной порцелановой [7] порцелан (англ. porcelain) — фарфор чашечки, так и из массивной расписной кружки, смотря по настроению). Положив на тарелку пару булочек с маслом, я заняла свое место за столом.

Папа-барон, как всегда, уже был на месте и что-то усиленно черкал в рабочем блокноте. Мне он просто по-дружески кивнул, продолжая писать. И только когда вошла мама, он с извиняющейся улыбкой отложил свой блокнот. Мама только покачала головой:

— Ты даже перед завтраком не можешь не работать.

— Зато во время завтрака я весь твой, дорогая. Ты же знаешь, дела сами не сделаются.

— Агата, — ты уже видела Лили? Она сегодня задерживается…

Странный вопрос, обращенный ко мне. Можно подумать, она не знает, ни что мы с Лили общаемся только на людях, по-необходимости, ни что Лили опаздывает к завтраку почти всегда. Но мама всегда остается собой, пытаясь поддерживать видимость дружной семьи даже тогда, когда в этом нет никакой необходимости.

— Оставь девочек в покое, дорогая — словно прочитал мои мысли папа-барон.

— Ты же знаешь, что Лили утром часто бывает в скверном настроении. Не думаю, что ее расположение духа как-то улучшится, если у Агаты войдет в привычку не давать ей поспать по утрам.

Словно в подтверждение его слов, в гостиную ворвалась Лили.

— Как ты мог!? — Прямо с порога начала она, — Теперь, когда не надо молчать ради гостей, скажи, как ты мог!?

— Как я мог… что? — Папа-барон был сама невозмутимость. Если его и озадачила эта утренняя истерика, то виду он не подал.

— Как ты мог купить ей украшения?! — Уже почти вопила Лили, показывая рукой на маму. — Мало того, что ты привел эту оборванку, эту прислугу в наш дом! Мало того, что ты отдал ей МАМИНЫ украшения, а ведь они должны были стать МОИМИ! Ты еще и покупаешь ей украшения! Эй все мало, а мне ты отказал, когда я просила тебя купить мне тот кулончик! Как ты мог?!

Казалось с Лили случилась настоящая истерика. Мама побледнела и только беззвучно открывала рот. Она понимала, что как хозяйка дома, она должна призвать к порядку непутевую дочь. Так же прекрасно, как и то, что все ее призывы останутся без внимания, поскольку Лили за все эти годы так и не признала ее баронин.

— Лили! Сядь! — Голос папы-барона был все таким же негромким, но в нем появились по-настоящему приказные нотки, а для верности он еще и легонько приложил ладонью по столу. — Сядь, или встать придется мне. И тогда чьей-то чересчур горячей голове придется поостыть в ванной комнате. Думаю, пару кувшинов воды тебе хватит…