Гисперт Хаафс - Возлюбленная Пилата

Клеопатра улыбнулась.

— Надеюсь, что с вами мне будет надежнее, чем с Руфусом и Мухтаром. Но лучше бы при других обстоятельствах.

Из-за слабости и болей Тисхахара почти не было слышно. Аферу пришлось наклониться, так что его ухо почти коснулось рта раба.

— Лихорадка, господин… Я свалился с лихорадкой. Теперь я не могу двигаться.

Лоб Тисхахара пылал. Тело было мокрым от пота. Он мочился прямо на одеяла, потому что не в силах был встать с постели.

Афер высек огонь и зажег несколько ламп. Взяв в кухне чашу и тазик, он наполнил их водой. Потом приподнял голову Тисхахара и дал ему глотнуть воды. Раздев слугу, Афер помыл его, переодел и уложил на мешки с соломой, покрытые свежими одеялами. Тисхахар был слишком слаб и ничего не мог сказать, кроме «господин», «нет», «ты».

Не теряя времени, Афер отправился на поиски лекаря, который служил в крепости. Он знал, что этого человека, родом из Дамаска, в столь позднее время можно было найти только в одной из многочисленных пивных города. Отец лекаря, сирийский грек, кроме имени Адонис оставил сыну в наследство невысокий рост, горб и кривые ноги.

Афер обошел стороной квартал, где жили ортодоксальные иудеи, которые могли бы под покровом ночи забить его камнями за осквернение их переулков. Сначала он поискал лекаря на берегу озера. Там, вблизи небольшого порта, было несколько рыбацких забегаловок, где сидели несколько человек из числа последователей бродячего проповедника Йегошуа, но лекаря там не было. Наконец он нашел его севернее крепости, в районе, где обитали в основном торговцы, воины, арабы и жители приграничных земель из самых разных областей.

Аферу понадобилось немало усилий, чтобы вытащить пьяного Адониса из темной вонючей пивной на улицу. Лекарь, по-видимому, провел большую часть второй половины дня за поглощением винных запасов местных кабаков. Солнце давно зашло, когда они добрались до крепости. Афер послал одного из воинов, чтобы тот привел помощника лекаря. Тем временем с помощью одного из слуг, четырнадцатилетнего араба, он то и дело окунал Адониса в бочку с холодной водой.

— Хватит, хватит! — лекарь шатался и размахивал руками. — Ты хочешь меня протрезвить или утопить?

— Протрезвить настолько, чтобы ты смог позаботиться о моем слуге. Но мне придется тебя утопить, если ты ему не поможешь.

Адонис протер глаза.

— Что с ним?

— Лихорадка и паралич.

Лекарь кивнул и повернулся к своему помощнику, которого только что привел воин. Он велел ему упаковать в сумку разные мешочки и баночки.

Когда они покинули крепость, то увидели идущего им навстречу Никиаса.

— Нам нужно поговорить, — сказал он.

— Как только я улажу это дело, — сказал Афер, — тут же вернусь. Где тебя найти?

— В спальных покоях за твоей канцелярией. Как долго ты будешь заниматься своими делами?

— Это будет зависеть от лекаря — насколько хорошо он будет лечить моего слугу. Но в любом случае я вернусь до полуночи.

— Посмотрим, поможет ли это. — Адонис коснулся плеча Тисхахара указательным пальцем. Больной слабо улыбнулся. — Возможно, завтра нужно будет повторить.

Афер посмотрел на живот раба. Вероятно, у него были парализованы и внутренние органы. Запах у порошка, предложенного лекарем, был такой, что Афера чуть не стошнило.

Он оставил с Тисхахаром подростка и приказал ему поить больного водой, охлаждать его тело и мыть.

— Благодарю тебя, мой друг, — сказал Афер, когда они снова вышли на улицу.

Адонис отмахнулся.

— Это я должен тебя благодарить.

— За что?

Адонис хихикнул.

— Ты меня протрезвил. Теперь я могу спокойно пить дальше.

Афер проводил лекаря до крепости. Тот опять подался в сторону пивной. Афер и помощник лекаря прошли через ворота, которые охранял сонный часовой.

Никиас еще не спал. Он сидел в канцелярии Афера и занимался папирусными свитками. Две масляные лампы давали тусклый свет.

Афер налил себе в чашу вина из кувшина, стоявшего на столе, и спросил:

— Не слишком здесь темно?

— Некоторые вещи настолько безрадостны, что лучше всего их не видеть. — Никиас криво усмехнулся.

— Какие новости могут быть такими срочными, что нужно успеть обсудить их еще сегодня ночью?

Никиас отложил перо.

— Речь идет о проповеднике нового учения, бродячем раввине.

— Йегошуа?

Никиас кивнул.

— Царь озабочен. От него требуют казнить этого человека. Но царю не понравилась и предыдущая казнь.

— Ты говоришь об этом крестителе? Об Иоанне [19] Иоанн Креститель (или Предтеча) — по Евангелию, пророк, предсказавший появление Христа и крестивший многих евреев, в том числе и самого Иисуса. ?

Никиас тихо вздохнул.

— О нем. И на царя давят все те же люди.

— Его дочь? — Афер поднял брови. — Или священники?

— Иерусалим. Они говорят, что он бунтовщик, что он хочет свергнуть царя и изгнать римлян.

Афер пододвинул к столу табурет и сел.

— А я скажу тебе, что он хороший человек. Он уважает царя. И вообще, какой глупец вздумает восстать против империи?

— Каждый, кто одержим исключительно своим богом, своей верой.

— Он не одержим. Насколько я знаю, он хочет смягчить каноны, заменить некоторые положения учения другими.

Никиас скривился.

— Иначе говоря, он хочет очистить храм.

Афер сделал глоток.

— Я не знаю, — сказал он. — Маленький раввин из Галилеи и большой храм в Иерусалиме? Может быть, он и хотел бы, но я сомневаюсь, что раввин на это решится. Для достижения цели ему понадобилось бы больше сторонников.

— Даже больше, чем их у него будет через год? Если, как говорят, он и дальше будет исцелять больных и творить чудеса?

— Ясновидящие и целители были всегда. А что будет через год? Я не умею читать по звездам.

— Никиас кивнул.

— В этой крепости нет астрологов. Мы давно догадались, на кого ты работаешь…

— На царя.

— Не прикидывайся дурачком. — Слова Никиаса прозвучали почти презрительно. — Конечно же, ты служишь царю, но ты служишь и Риму.

После небольшой паузы Афер спросил:

— Это так важно?

Никиас провел ладонью по столу.

— Это важно. По многим причинам. — Он поднял глаза и посмотрел на Афера. — Тот, кто платит своим солдатам, должен быть готов к тому, что кто-то другой сделает им более заманчивое предложение. Если мы уверены, что человек работает на Рим, то мы можем на него положиться. Кто же осмелится предать Рим? А если осмелится, то Рим его покарает. Кроме того, царь на стороне Рима. Что на пользу Риму, не повредит и царю.

— С какого времени ты знаешь об этом?