Гисперт Хаафс - Возлюбленная Пилата

— Четыре женщины и шестеро мужчин — очень плохое соотношение. Если вы будете вести себя как суки во время течки, скоро здесь все будет как в собачьей конуре: нечистоты, рычание и лязг зубов.

Глаука обиженно фыркнула, Таис слегка улыбнулась, Арсиноя посмотрела в потолок. Смотреть там особо было не на что. Подземелье было размером приблизительно десять на десять шагов, высотой в два человеческих роста. На двух стенах вверху были щели для доступа воздуха и света. Тяжелая дверь и бочки были единственными предметами, на которых мог задержаться взгляд, скользивший по гладким камням.

Дверь, бочки и люди. По мере того как проходили дни и ночи, стебли соломы, пыль, грязь и вонь делали всех все более неприглядными. В конце концов Деметрий понял, что приятнее смотреть на неизменно отвратительную внешность Перперны, чем наблюдать, как опускаются княгиня и ее спутницы.

Вскоре после того, как он проснулся, открылось окошко в двери. На оклик охранника к двери подошел Мелеагр и взял четыре лепешки и два кувшина с водой.

— На какой срок? — спросил он.

— Завтра будет больше. Если я буду в хорошем настроении. — Стражник хрипло рассмеялся и закрыл окошко.

— Разделяй и властвуй, как говорят мои земляки. — Перперна криво усмехнулся.

— Учись разделять, не властвуя, — сказал Нубо.

Леонид засмеялся, но его смех прозвучал не очень весело.

— Этому должны учиться властители мира.

— Одному из властителей мира мы обязаны тем, что сидим здесь. — Деметрий в который раз окинул взглядом темницу. — Кто меня сюда принес?

— Леонид и Мелеагр, — сказал Перперна и пояснил: — У меня ведь только одна рука, а эти стражи порядка хотели тащить тебя волоком.

— Спасибо, друзья. Так, значит, Микинес мертв. Боюсь, что у нас будет достаточно времени, чтобы оплакать его. Вы что-нибудь еще видели?

Но никто не мог сообщить ничего существенного. Пришли стражники, римляне только наблюдали. Нубо показалось, что он видел с ними одного из людей Мухтара.

— Среди ночи нас, спящих, выволокли из комнат, — вступила в разговор Таис. — Я не уверена, но кажется, римляне и несколько арабов из города в это время занимались животными и грузами.

Деметрий посмотрел в угол, где сидел Рави. Старый индиец держал в зубах соломинку и неподвижно смотрел перед собой.

— О чем молчишь, друг?

Рави поднял глаза. Не вынимая соломинку изо рта, он тихо произнес:

— О прахе моей супруги.

От непривычного безделья они принялись подробно обсуждать происшедшее: визит Мухтара к наместнику, ночь, поведение стражников и римлян. И что стало с товарами.

— Они продадут все, — с горечью произнес Мелеагр.

— Если уже не продали. — Деметрий потер затылок, который все еще болел. — Вероятно, даже вьючных животных.

Глаза Глауки округлились от удивления.

— А зачем животных? Им же нужно на чем-то ехать.

Клеопатра покачала головой.

— На беговых верблюдах они поедут быстрее. — Ее голос прозвучал немного раздраженно.

Деметрий подумал, что если ее покинет терпение, единственное полезное в данных обстоятельствах качество, то она останется в подземелье, и все остальные вместе с ней.

— А что с нашими личными вещами? — спросил он.

— Они отобрали их позже, когда затолкали нас сюда, — проворчал Перперна. — Даже то, что было хорошо спрятано.

— Да уж, обыскивали они основательно. — Арсиноя сморщила нос.

Таис хихикнула.

— Но нашу надежно спрятанную невинность они все-таки не нашли.

— Вашу что? — переспросил Нубо. — Если мы когда-нибудь выйдем отсюда, я с удовольствием… — Он не стал договаривать, а усмехнулся, взглянув вверх, в сторону одной из щелей в стене.

У Деметрия забрали сумку и нож. У других тоже не осталось ни денег, ни оружия.

— Беговые верблюды, — сказал Мелеагр, — и наши личные вещи теперь у стражников. Все, что было в тюках на верблюдах, теперь у Мухтара и Руфуса. Во всяком случае, монеты. Я думаю, они быстро продали все, что можно было продать, а вьючных животных и часть монет отдали за беговых верблюдов. Но для чего?

Перперна фыркнул:

— Чтобы без нас быстрее и с хорошими деньгами добраться до своей цели.

— А какова их цель? — спросил Леонид. — И… почему они нас не убили? Или не велели убить?

Никто не мог вразумительно ответить на эти вопросы. Руфус и его люди, как утверждал сам центурион, должны были прибыть в распоряжение прокуратора Иудеи. Какая цель была у Мухтара, не знал никто.

— Может быть, Руфус рассчитывает, что ты когда-нибудь появишься у Пилата. — Деметрий посмотрел на Клеопатру. — Тогда, при известной доле везения, он сможет оправдаться. Если бы он тебя убил и это когда-нибудь выплыло бы наружу, то ему не помогли бы никакие оправдания.

— А как бы это выплыло? — спросила Арсиноя. — Ты забыл, где мы находимся? Арабская пустыня не сулит ничего хорошего.

— Рано или поздно любая новость находит дорогу в Рим. Какой-нибудь торговец что-нибудь услышит, какой-нибудь погонщик что-нибудь расскажет… Или властители мира решат, что их империи не хватает песка, которого полно между Дамаском и Аденом. — Перперна посмотрел на свою культю. — И по пути туда они найдут мою руку.

Время тянулось однообразно. Они засыпали и просыпались, ели хлеб, пили воду, беседовали. Каждый день им давали четыре лепешки и два кувшина с водой. Каждый второй день раб в сопровождении троих хорошо вооруженных стражников выносил бочки и возвращал их пустыми.

Что касалось будущего, то были одни лишь вопросы. Как долго они пробудут здесь? Что произойдет потом? Где искать Руфуса и Мухтара, если представится возможность их когда-нибудь разыскать?

В своих разговорах пленники чаще возвращались к прошлому, совсем недавнему и более отдаленному. Деметрий пытался найти объяснение некоторым загадкам. Среди них были и такие, которые раньше загадками не казались. К ним относились события в Адене и его сделки.

Почему Хархаир сначала отказался с ним торговаться, но потом все-таки согласился? Почему именно Мухтар купил гостиницу Рави? Мухтар, который никогда не занимался и не мог заниматься подобным делом, да к тому же ненавидел всех иностранцев? Возможно, он почуял выгодную сделку и решил сдать гостиницу в аренду или перепродать ее. Но что ему нужно было на севере? И кто были те люди, которые напали на Деметрия, когда он шел от Клеопатры к Рави?

На второй или третий день (все остальные дни в подземелье были похожи один на другой) он поговорил об этом с Рави, который, находясь в постоянном унынии, все время озлобленно молчал.

— Мои сбережения, деньги за гостиницу — все это не так важно, — объяснил тот, когда Деметрий спросил его о причинах молчания. — Я могу голодать, попрошайничать, работать. Но прах моей супруги… А что касается другого, то ты упускаешь из виду одну очевидную вещь.