Гисперт Хаафс - Возлюбленная Пилата

— Ты говоришь о властителях мира, — заметил Деметрий. — Первоначально они жили в деревне, на болотистом берегу реки. Чтобы вылезти из болота, они поднялись на семь холмов. Потом они были подданными чужих царей, живших по соседству. А когда им удалось сбросить господство иноземцев, они несколько столетий довольствовались тем, что сами нападали на всех соседей и захватывали их земли, пока наконец в Италии нечего больше было захватывать. После этого римляне стали отправляться в походы за моря и горы и принимать в свою семью других соседей. Насильно. Или истреблять их. Сейчас, кажется, они достигли своих пределов. По крайней мере тех, которые их устраивают. Болота, пустыни, леса, моря и горы стали теперь границами. То, что они еще не завоевали, либо находится слишком далеко, либо не представляет экономического интереса. Либо, как в случае с парфянами, трудно завоевать. Этого тебе достаточно или ты хочешь узнать больше?

— Так возникают империи. — Рави несколько раз кивнул головой. — И в Индии то же самое. Но империи сохраняются только тогда, когда завоеватели что-то дают завоеванным. Что дают римляне?

— Когда они покоряют кого-то, они обеспечивают защиту от покорения другими. После того как они убьют тысячи тысяч, они дают выжившим защиту от других убийц. Они строят дороги, чтобы их воины могли быстрее передвигаться с места на место. Этими дорогами пользуются и торговцы, перевозя свои товары. Врачи, знания, продовольствие — все это дает Рим. — Он вздохнул. — Мои предки, эллины, создали прекрасные произведения искусства, но они никогда не были едины и предпочитали воевать друг с другом даже тогда, когда единство могло бы принести им свободу от Рима.

— Что сделали римляне с греческими произведениями искусства?

— Некоторые они взяли с собой, а другие скопировали. Они забрали с собой в Рим даже богов тех народов, которые они завоевали, и построили им храмы на своей земле. Боги, произведения искусства, люди, золото — все привлекало их внимание.

Рави помолчал некоторое время, а потом сказал:

— Ты любишь их, не правда ли? И не любишь.

— Насколько это возможно в одно и то же время. Я люблю отдельных римлян, но не властителей мира. Я путешествую по их дорогам и благодарен им за то, что я могу проехать много миль и меня не будут вынуждать платить пошлину тысячам мелких князьков. Мне не придется нарушать тысячи неизвестных тайных законов. Я не против, если бы существовало множество различных государств. Беда в том, что они все равно воевали бы друг с другом, как это было всегда. Поэтому, возможно, лучше, что есть только одна мощная империя. Но это, друг мой, запутанный вопрос. Возможно, люди…

Внезапно перед ними появился Барадхия.

— Глубокомысленные разговоры, как я слышу, — сказал он. — Мне жаль прерывать вашу беседу, но вас желает видеть князь.

— А ты не знаешь, чего он… желает? — спросил Деметрий. Он встал и помог подняться Рави.

Барадхия прищурил один глаз.

— Волнуетесь? Я не думаю, что он устроит вам серьезный допрос. Для этого он пригласил бы вас не в храм, а в особую камеру.

— Ты говоришь так, будто ты не особенно любишь эту камеру.

Барадхия рассмеялся.

— Любить? Я люблю женщин. В камерах я провожу одну-другую ночь. Камеры, не приспособленные для того, чтобы в них спать, меня отталкивают, а не привлекают. Пойдемте.

Они последовали за ним к крепости настолько быстро, насколько им позволяли звенящие, волочащиеся по земле цепи. Но в крепость они не вошли. Им пришлось идти дальше на восток, вокруг наружных стен крепости, к сооружению, которое, казалось, выросло из отвесной южной скальной стены долины. Изящные, покрытые спиральными бороздами колонны из красноватого камня поддерживали плоскую крышу. На ней не было никаких украшений. Они оказались в зале со статуями. Это были не изображения богов, а статуи воинов, у которых почему-то отсутствовали лица: большие фигуры в накидках, доспехах и шлемах. Некоторые держали копья или опирались на длинные прямые мечи, но у всех были пустые плоскости вместо лиц. Не было видно никакого намека на рот или нос.

— Что это с ними? — спросил Рави.

— Они охраняют вход. — Барадхия пошел к отверстию в скале.

Если это был старый вход в пещеру, то сейчас он был искусно отшлифован и расширен. За ним находился широкий зал, в котором горело несколько факелов.

— Как они могут охранять вход, если ничего не видят? — с насмешкой спросил Деметрий.

— Они чувствуют, — вполне серьезно ответил Барадхия. — Богам и демонам не нужны глаза, чтобы видеть, не нужны уши, чтобы слышать, не нужны уста, чтобы говорить.

Он вошел в пещеру. Звеня цепями, Рави и Деметрий последовали за ним. Когда глаза Деметрия привыкли к полумраку, он присвистнул от удивления.

Необычный пещерный зал был заполнен богами. Без видимого порядка, которого, очевидно, не было и на небесах, здесь стояли самые разные статуи. Деметрий увидел египетские статуи Тота, Анубиса, Осириса, Хатора, Хоруса. Между ними он заметил Афродиту из мрамора, Зевса из золота, Аполлона из молочно-белого камня, серебряную Афину с серебряными совами, обожествленного Александра с черепом барана на голове, железного Ваала, несколько странных, почти забытых в империи иберийских богов ветра, арабских богов дождя, алтари разного рода и формы. Тут же находились и боги с бесчисленными руками, несколькими головами и слоновьей кожей — индийские боги, к которым Рави припал, как жаждущий к источнику.

— Каждому свое, — произнес кто-то позади них. — Руфус вообще собирался заползти под Анубиса. Я не знаю, почему римский воин так любит этого египетского собачьего бога.

Бельхадад прислонился к высеченной из мрамора статуе Геракла с булавой и в львиной шкуре. Князь заложил большие пальцы рук за пояс и посмотрел на Рави сверху вниз. Рядом с ним стояли две наполовину готовые скульптуры. Деметрий, который сначала предположил, что все эти произведения искусства являются трофеями, теперь задумался, а не работают ли в Ао Хидисе талантливые гончары и каменотесы.

— Иди сюда. И ты тоже, когда закончишь свои молитвы, — сказал Бельхадад. — Я хочу вам кое-что показать.

Деметрий, которому мешали цепи, неловко подошел к князю. Тот смотрел на него с многозначительной улыбкой.

— Смотри. Что ты видишь? — Он постучал по незаконченной статуе слева.

Деметрий пытался в слабом свете факелов рассмотреть ее получше. И вдруг почувствовал, что бледнеет.

Статуя, на которую указал князь, отнюдь не была незаконченной. Она представляла собой деревянную фигуру высотой в человеческий рост и состояла из двух половин, соединенных между собой штифтами. Не имело значения, какого бога она изображала. Главное, что на обеих ее половинах, обращенных другу к другу, были укреплены лезвия и гвозди.