Гисперт Хаафс - Возлюбленная Пилата

— Представь себе, — сказал Бельхадад тоном гурмана, описывающего любимое блюдо, — ты лежишь между половинами. Можешь и стоять. Но начнем с лежачего положения, не правда ли? Ты лежишь на одной половине, а другая надвигается на тебя. Лезвия касаются твоего тела. Ты заметил, что особенно тонкие гвозди направлены на глаза? А вот еще. Обе половины охвачены ремнями, а на верхней стороне ремни закреплены колышками. Их можно поворачивать. Можно медленнее, можно быстрее. Один человек — точно не помню, кажется, это был сириец, который мне за хорошие деньги решил продать несколько плохих лошадей, — испытал это на себе всего три дня назад.

Деметрий ничего не ответил. Он смотрел прямо в глаза князя. «Глаза хищной птицы, — думал он, — вырезанные окровавленным ножом из обсидиана».

— Для чего ты рассказываешь нам это, господин? — Рави оторвался от созерцания индийских богов и подошел к ним. — Для того чтобы доставить нам удовольствие, а себе огорчение? Или чтобы мы правдиво поведали тебе о мощи империи?

Бельхадад поморщился и подозвал Барадхию.

— Тонкие ножи и щипцы, сын мой, — сказал он.

Лицо Барадхии осталось невозмутимым. Он пошел налево, к большому сундуку, открыл его, вынул что-то и принес Бельхададу.

Князь вытащил большие пальцы из-за пояса и взял предметы. Он поднес их к свету ближайшего факела.

— Вот этим, — пояснил он, показывая гибкий нож с зазубринами, изготовленный, по-видимому, из серебра, — делается небольшой извилистый надрез на коже. Только на коже, плоть не затрагивается. А этими щипцами, — продолжал Бельхадад, подняв другую руку, — удобно хватать кожу и отрывать ее узкими полосками. Чем аккуратнее и уже полоска, тем дольше длится удовольствие.

— Еще раз, князь, — повторил Рави. Его голос немного дрожал. — Тебе рассказать о всемогуществе империи?

Бельхадад передал Барадхии инструменты пыток.

— У нас есть еще и другие приспособления. Некоторые из них мы испробуем завтра вечером. На ком? Я еще не решил, но ждать осталось недолго. После этого вы мне быстро расскажете все, что вам известно. Я узнаю о ваших тайных желаниях, самых низменных страстях, про намерения Рима — про все. А теперь уходите отсюда.

Они молча повернулись и вышли под навес, где стояли безликие статуи.

— Ты знаешь, что он собирается делать завтра? — спросил Деметрий хриплым голосом.

Барадхия покачал головой. Деметрий увидел мелкие капли пота на лбу молодого воина.

— Я не знаю. Может быть, он займется вами. Может быть, другими. У нас еще много пленников. Есть осужденные преступники, люди из Ао Хидиса, которые должны быть казнены тем или иным способом.

Рави мелкими шагами подошел к одной из колонн и оттолкнулся от нее.

— Все, что я понял, — негромко произнес он, — скажу тебе прямо сейчас. Твои речи о других пленниках и преступниках звучат как… плохое утешение, как дружеская ложь.

У Деметрия еще больше усилилось ощущение нереальности происходящего после спектакля, который устроил для них Бельхадад в пещере, называемой «храмом». Деметрий все время спрашивал себя, какой смысл скрывался за всем этим. В храме-пещере с алтарями, которыми не пользовались (он достаточно близко подошел к ним, чтобы увидеть слой пыли), среди статуй всевозможных богов, которые, вероятно, десятилетиями свозились сюда после разграбления чужих святилищ, князь решил навести на них ужас? Леденящие душу подробности об изуверствах. Была ли это действительно угроза? Кого собираются пытать? Почему сейчас? Почему в храме, если эта пещера действительно храм?

Эти вопросы вновь и вновь возвращали его к прежним размышлениям. Почему взяли в плен его, Рави и Глауку? Что за игру вел Руфус, который якобы хотел залезть под статую Анубиса? Кстати, зачем? Ни намеки Бельхадада, ни странная экскурсия в храм не помогали Деметрию раскрыть суть происходящего.

Он опять провел почти бессонную ночь. Глауки не было. Она, видимо, убежала к Хикару, легла к нему в постель. Прислушиваясь к звукам ночи, к крикам животных и шуму ветра, к тяжелому дыханию Рави и его тихим вскрикиваниям, навеянным кошмарными снами, он пытался хотя бы понять Глауку. Деметрий решил, что если одним вопросом станет меньше, то будет больше времени подумать об остальных.

Но сколько он ни думал, так и не смог до конца ее понять. Он догадывался, что в результате длинной цепи жизненных неудач и несчастий в душе молодой женщины что-то надломилось. Бегство в Беренику, оттуда через море в Аден, поход с караваном, который был неожиданно прерван заточением в арабском подземелье, продолжение тяжелого путешествия и, наконец, нападение и взятие в плен. Страх смерти, страх перед неизвестностью — все это настолько отличалось от привычной жизни… Он подумал, что, возможно, она, неожиданно попав в бурный поток непредвиденных событий, ухватилась за первый попавшийся куст вблизи берега, который давал надежду на спасение. Если бы ей удалось таким способом выбраться на берег, то она бы, наверное, постаралась избавиться от этого куста и вернуться домой. Или остаться с кустом. В какой-то момент ему приснился Хикар с ветками и листьями. На одной из нижних веток, которая выступала из воды, висела цепь Глауки.

Потом он снова проснулся и мучился мыслями о Рави. Почему старый индиец именно сейчас начал задавать себе и ему вопросы об империи? Хотел ли он знать, насколько реальны перспективы нападения римлян на Ао Хидис? И насколько велика вероятность успеха? Все это не имеет значения. Если операция захвата города и состоится, то она, скорее всего, потерпит крах. У Рима во всей Сирии и Палестине не было такого количества людей, чтобы взять защищаемый десятью тысячами воинов город-оазис. А если бы даже они и смогли… Пленники вряд ли дожили бы до конца битвы.

Под утро он погрузился в неспокойный сон. Скорее обрывки сна, которые окутывали его, будто одеяло с прорехами. Как сквозь дырявое одеяло пробирается прохлада, так в его сон проникала реальность. Если, конечно, все, что окружало его в плену, было действительно реальностью, а не жуткой комедией с кривыми зеркалами и превращениями. Комедией, разыгрываемой неизвестными богами, которые во что бы то ни стало хотели ввести его в заблуждение. В этих обрывках неспокойного сна ему чудились крики и ругань, шаги, звон оружия или цепей. Но он был настолько истощен, что не мог до конца проснуться, чтобы понять, было ли все это во сне или наяву.

Когда Деметрия наконец разбудил отдаленный шум, мир вокруг изменился. Мужчины в шлемах, с копьями и щитами, лучники, среди которых были и женщины, подростки, помогающие нести связки копий, — все быстро шли на запад, туда, где долину защищала большая стена. Деметрий услышал голоса высоко над своей головой. Посмотрев вверх, он увидел, что по краю южной скальной стены ходят часовые в шлемах, со щитами и копьями, хотя накануне они не были вооружены.