Юлия Леонова - Fatal amour. Искупление и покаяние

После шумного веселья, громкого смеха и разговоров тишина его спальни показалась Ефимовскому оглушающей. Камердинер помогал ему раздеваться, а Андрей, рассеянно глядя в окно, за которым посветлело оттого, что снова пошёл снег, придавался воспоминаниям уходящей ночи. Нынче он наделал немало глупостей, начиная с обжигающих поцелуев, коими он обменивался с Марьей Филипповной и заканчивая демонстрацией князю Урусову своего к ней отношения. Он сам себе не мог объяснить, отчего вёл себя столь неосмотрительно, зачем ему понадобилось совершать поступки, влекущие за собой определённые обязательства. Конечно, можно было списать всё на сочельник, на пьяное буйное веселье, но он-то не был пьян и вполне отдавал себе отчёт в совершаемых действиях. Но более всего его озадачило поведение mademoiselle Ракитиной. Она не противилась ему, не оттолкнула, не влепила ему пощёчину и в тоже время любезничала с князем.

"Марья Филипповна многим вскружила голову. Девица бесспорно хороша, но её папеньке стоило бы больше уделять внимания её воспитанию", — вспомнились ему слова князя. Всё было так. И он всего лишь очередной болван в её коллекции. Но, нет, он вовсе не собирается становиться ещё одним трофеем. Эта ночь пройдёт, пройдёт и это сумасшествие, что вскружило ему голову в сочельник.

Повалившись в постель, Андрей ещё долго лежал без сна, против воли вспоминая сладость поцелуев, тонкий девичий стан под своими руками. Не было смысла отрицать очевидное, он влюблён, он желает её, как умирающий от жажды желает напиться из прохладного источника. Она стала для него таким источником, только она может утолить его желание, его жажду.

— Fatale passion! (Роковая страсть!), — прошептал он вслух и рассмеялся сам себе.

Но смех вышел горьким, злым. Ефимовский перевернулся на живот, пряча в подушке пылающее лицо. Он, как мальчишка, изнывает от желания обладать женщиной.

— Будь ты проклята! — прошипел Андрей в подушку.

Разве можно любить ту, что дарит свою благосклонность всякому? Ту, ради которой отдал жизнь Мишель, при том что сам стал для неё лишь ещё одним трофеем? Женщину, не ведающую истинного чувства, играющую чувствами. Нет. Это станет предательством памяти брата. И его собственным унижением. Он не станет волочиться за ней, оставив это сомнительное удовольствие соплякам, готовым с восторгом ловить каждый фальшивый взгляд этой пустой кокетки.

Вернувшись домой, Марья насилу доплелась до своих покоев. Настасья сняла с неё шубу и сарафан, переодела в ночную рубашку и уложила в постель, заботливо подоткнув одеяло. Погасив свечи, горничная тихо выскользнула в будуар и повалилась на кушетку. Плечи её содрогались от беззвучных рыданий, глаза опухли и горели от пролитых слёз. Завтра, уже завтра тот, кого любила всем сердцем, станет под венцы с другой женщиной, с той, что ровня ему, с той, что достойна его, а ей останутся только воспоминания о тех редких часах, что проводила в его объятьях.

Разбудил Настасью хриплый крик из спальни барышни. Свалившись спросонья с кушетки, она подобрала юбки и со всех ног кинулась в опочивальню. Марья, сидела на постели с бледным перекошенным от ужаса лицом, повторяя только одно слово:

— Мишель, Мишель, — шептала она.

— Выпейте, барышня, — налила в стакан воды из графина и протянула хозяйке Настёна.

Зубы Марьи стучали о край стакана, вода пролилась, потекла по подбородку, капая на грудь.

— Привиделось что? — погладив спутанные волосы, поинтересовалась горничная.

— Миша, — стуча зубами, отвечала Марья. — Будто я в храме стою под венцами, а он рядом. Лицо бледное, мёртвое, — вцепилась она в руку Настасьи.

— Господь с вами, барышня, — перекрестила её девка. — Сергей Филиппович нынче женится, вот вам с хмельной головы и привиделось.

Марья со стоном схватилась за виски, в которых стучало и ухало. Надобно было подниматься, умываться да одеваться, коли она не поторопится, то в храм к венчанию уедут без неё. Настасья вынесла из гардеробной платье, сходила за тёплой водой на кухню и, стоя у туалетного столика, терпеливо ждала, когда барышня придёт в себя.

Спустя час Марья Филипповна, умытая, причёсанная, сидела в крытом возке рядом с матерью напротив тётки и дядьки. Как во сне она ступила на снег у крыльца небольшого храма на окраине Петербурга, где нынче должен был венчаться её брат. Серж в компании двух шаферов стоял у входа, ожидая невесту. Он улыбнулся родственникам, кивнул им и замер, когда вслед за его роднёй подъехала запряжённая четвериком карета.

— Невеста прибыла, — проворчала Елена Андреевна, подталкивая Марью, чтобы она быстрее проходила вперёд в храм и не толкалась у входа.

Проходя мимо брата, Марья поднялась на носочки и чмокнула его в щёку.

— Я люблю тебя, Серёжа, — шепнула она ему, сжимая его руку, через сукно мундира.

Были в числе гостей и Гагарины. Завидев Ирину, Марья Филипповна устремилась к подруге. Девушки принялись перешёптываться между собой, но княгиня Полина быстро прервала их беседу, сердито шикнув на них с началом службы.

Лицо Бетси сияло радостью, тогда, как жених напротив выглядел мрачным и бледным. Во время церемонии Сергей ни разу не взглянул на свою наречённую. Только, когда пришла пора целовать жену, он быстро склонился к ней и едва коснулся губами её губ.

Молодые вышли из храма, на крыльце на них посыпался дождь из хлебных зёрен, подходили с поздравлениями, желали долгих лет и скорейшего прибавления в семье. Внимательно глядя на Бетси, Елена Андреевна сурово покачала головой.

— Сдаётся мне, что последнего недолго ждать осталось, — изрекла она, обращаясь к Ольге Прокопьевне.

— Не такой уж грех в тягости под венец пойти, — вздохнула madame Калитина. — Куда больший грех в подоле принести.

Марья испросила разрешения ехать на свадебный обед в карете Гагариных и, получив его, уселась рядом с Ириной. Княгиня Полина дорогой много говорила с дочерью и Марьей о грядущем бале в Зимнем, а девушкам не терпелось поделиться друг с другом впечатлениями от вчерашних гуляний.

Возможность поговорить представилась только с началом обеда. Ирэн, восторженно шептала на ухо Марье о том, что вчера Борис сделал ей предложение.

— Это замечательно, — взволнованно отвечала mademoiselle Ракитина. — Я очень рада за тебя.

— А что у тебя с Ефимовским? — понизила голос Ирина.

— Он поцеловал меня, — смущённо опустила глаза Марья.

— Ну, это-то все видели, — рассмеялась княжна.

— Нет, не тогда, — принялась теребить в руках салфетку девушка. — Потом, в санях, — вздохнула она.

— Я же говорила, что он влюблён в тебя, — тихонько толкнула локтем в бок свою подружку Ирина. — Думаю, скоро свататься придёт.

Марье очень хотелось верить словам подруге, но что-то подсказывало ей, что до сватовства ой, как далеко.