Юлия Леонова - Fatal amour. Искупление и покаяние

Забравшись в экипаж, Марья расположилась напротив Калитиных. Нервно сцепив тонкие пальцы в замок, она положила руки на колени, страшась поднять голову и взглянуть на тётку с дядькой.

— О чём ты с Ефимовским говорила? — поинтересовался Василий Андреевич.

Калитин не терпел никаких реверансов в отношениях и всегда говорил прямо о том, что его интересовало. Безусловно, он видел, в каком подавленном состоянии пребывала его племянница после краткой беседы, и желал знать причины того, потому как сердцем чувствовал, что любая таинственность в этом деле до добра не доведёт.

— Мы говорили о Мишеле, — не открывая всей правды, отозвалась Марья.

— И всё? — нахмурился Василий Андреевич.

— Всё, дядюшка, — вздохнула Марья.

— Темнишь ты, девка, — проворчал Калитин. — Думаешь, не видел, как ты глазами его ела у Василевских? Ох, Марья, смотри, как бы плакать потом не пришлось. Не пара тебе Ефимовский.

— Помните, когда мы собирались в Петербург, вы говорили, что отдадите меня за того, кто первым посватается? — подняла голову Марья, глядя в глаза Калитину. — Андрей Петрович дважды просил моей руки, и я ему отказала. А вы бы ответили согласием от моего имени, коли бы он к вам обратился?

— Видит, Бог, Маша, я сгоряча тогда сказал. Разве стал бы против воли твоей? — покраснел Калитин.

Ольга Прокопьевна сочувственно дотронулась до руки Марьи:

— Надобно было тебе с Сержем в Петербург ехать, — тихо заметила она. — Что ты себя изводишь мыслями напрасными?

— А я не извожу, тётушка. Мне дела до него нет, — солгала Марья, опуская голову.

Дорогой домой Андрей размышлял о том, почему не решился вновь просить Марью Филипповну стать его женой. "Не ко времени, — рассуждал он. — Не на ступенях же храма предложение делать", — находил он всё больше и больше оправданий тому, что промолчал.

Истина заключалась в другом. Спросив о Мишеле, он тотчас понял, что просто не сможет произнести тех слов. Как можно? Как можно связать свою жизнь с той, что погубила брата? Никакая страсть не может быть тому оправданием. Боже, как же ненавидел он себя за то, что испытывал желание быть с этой женщиной. И в том состоял неразрешимый вопрос перед ним. Год прошёл, а он так и не смог выкинуть мысли о ней из головы. Помнится, он спросил её о том, что стало бы, коли бы он признался ей в любви? Но разве то чувство, что мучает его, лишая покоя и сна — любовь? Нет. Любовь — это нечто возвышенное, способное обогатить духовно, открыть неведомые прежде горизонты, а то, что мучает его — обыкновенная похоть, желание обладать и подчинить своей воле. Так отчего тогда его терзают угрызения совести? Отчего он не может поступить с ней так, как она того заслуживает? Соблазнить и оставить. Особенно, когда знает, что её также влечёт к нему. Впрочем, та случайная встреча на охоте, её равнодушие и холодность заставили его усомниться, но тем желаннее будет приз, коли придётся приложить усилия, дабы заполучить его. Одаривая своей благосклонностью всякого, разве не поставила она себя вне принятой в обществе морали?

Никогда ранее Ефимовский не имел дел с незамужними девицами, поскольку стоило проявить интерес, как тотчас строились матримониальные планы относительно его персоны. Он избегал такого рода отношений, потому, как не чувствовал ни к одной из них и сотой доли того желания, что сжигало его нынче. Как же пылко Марья Филипповна откликнулась на его страсть! Разве непорочная девица позволила бы себе подобные вольности?

Чем ближе подъезжал Андрей к Клементьево, тем больше убеждал себя в том, что mademoiselle Ракитина вовсе не заслуживает того, чтобы с ней обходились, как с девицей на выданье. Может быть, ему хотелось думать так, но где-то в глубине души, слабый голос совести пытался ещё воззвать к его чести и порядочности, однако, другой голос, жаждущий удовлетворения собственной похоти, звучал куда громче. И этот другой голос находил оправдание всему тому, чего он так страстно желал, прикрывая мотивы куда более низменные неким извращённым благородством в желании отомстить за погубленную жизнь. И чем больше он думал о том, тем более правильным ему казалось поступить подобным образом: око за око, зуб за зуб. Даже Куташев не стал осуждать его, когда узнал причины его поступка. Николая более тревожило то, что он оказался замешан в том деле, а вовсе не попранная честь Марьи Филипповны. И всё же что-то удерживало его на тонкой грани от поступка, совершив который он перестал бы считать себя человеком чести, несмотря на те доводы, что подкидывало ему распалённое похотью воображение.

Калитины, привезя Марью в Полесье, ненадолго задержались в усадьбе. Ольге Прокопьевне захотелось взглянуть на внучатую племянницу, кою она не видела целую седмицу. Наблюдая за тем, как madame Калитина сюсюкается с младенцем, беспрестанно повторяя все те словечки, что обыкновенного говорят взрослые, желая вызывать несмышлёную улыбку младенца, Марья с трудом удерживалась от того, чтобы подойти и забрать у тётки девочку. После смерти Бетси она как-то весьма болезненно привязалась к Лизе. Желание стать матерью стало сильно, как никогда, но вместе с тем она понимала, чтобы стать матерью, надобно выйти замуж. Замуж. Как выйти замуж, ежели все мысли только об Андрее, ежели никого другого она не представляет собственным супругом?

А ещё нынешний разговор с ним, что так болезненно отозвался в душе. Её снедало желание объясниться с ним, но она не знала, как объяснить ему собственные поступки, дабы он понял и не осудил её.

Раздумывая над тем до самого вечера, Марья бродила по дому, как во сне, не замечая ничего вкруг себя. Мысли в голове путались, наскакивали одна на другую, она сочиняла всевозможные ответы на вопросы, которые он мог бы сделать ей, но сама не удовлетворялась ни одним из них.

Поднявшись в свои покои, она присела за бобик, положила перед собой чистый лист бумаги и, задумавшись, принялась грызть кончик пера. Каким образом объяснить ему, что она вовсе не желала смерти Мишелю, что ни единой мысли о том, чем может обернуться её увлечение, не допускала.

"Милостивый государь, Андрей Петрович," — начала она, но перечитав обращение, поморщилась и перечеркнула всё, достала чистый лист и начала сызнова.

"André, я знаю, Вы осуждаете меня за то, что я невольно стала причиной смерти Вашего брата. Не оттого ли Вы нынче спрашивали меня о моих чувствах к нему, что до сей поры не забыли о том? Возможно, я совершила опрометчивый поступок, возможно, я не должна была даже смотреть в его сторону, а уже тем более поощрять его ухаживания. Признаю, мне было приятно и лестно его внимание, но я даже представить не могла, чем всё обернётся. До сей поры меня мучает чувство вины и раскаяние. Возможно, Вы не поверите тому, но я более не нахожу в себе сил молчать о том. Ежели бы в моих силах было изменить всё, ежели бы я только могла, но, увы… Мне тяжело жить с этим, но ещё более мне тяжело знать, что Вы ненавидите меня. Я знаю, что это так. В Петербурге я не могла понять, отчего Вы обошлись со мной столь жестоко до той поры, пока Вы сами не раскрыли мне причин Вашего поступка. Я смиренно принимаю заслуженное мной наказание. Вы ведь желали наказать меня?