Юлия Леонова - Fatal amour. Искупление и покаяние

— Оставайся в усадьбе, — бросила ему Марья, поставив носок изящного сафьянового сапожка на сложенные лодочкой руки пожилого возницы.

— Да как же, барышня? — удивлённо молвил Прокопыч.

— Я недалече, вокруг усадьбы, — разобрав поводья, отвечала Марья Филипповна.

Тронув бок каурой каблучком, mademoiselle Ракитина направила её к воротам по подъездной аллее. До Ракитино было не более десятка вёрст. Туман, с самого утра окутавший окрестности, стал только гуще, и всё вокруг тонуло в белёсой мгле. Марья пустила лошадь шагом, напряжённо всматриваясь в размытые очертания предметов впереди. Она резко натянула поводья, когда внезапно прямо перед ней возник силуэт всадника, и едва не свалилась с седла.

— Марья Филипповна, вы всё же приехали, — услышала она.

— Bonjour, Андрей Петрович, — выдохнула девушка, ощущая, как зашлось в груди сердце толи от только что пережитого страха, но вернее всего, от встречи с тем, о ком думала всю ночь.

Ефимовский подъехал ближе и спешился, легко соскочив с седла.

— Не желаете пройтись? — протянул он к ней руки, желая помочь спуститься с седла.

Марья задумалась на какое-то мгновение. Ей пришла в голову мысль, что ежели она спустится с седла, то без посторонней помощи не сможет взобраться обратно, но она всё же решила довериться Андрею и, нагнувшись, положила ладони на широкие плечи. Его руки тотчас сомкнулись на её талии под полами короткой собольей шубки. Ефимовский осторожно снял её с седла и тотчас убрал руки за спину, будто касаться её ему было неприятно. Марья разочарованно вздохнула. Подобрав полы длинной амазонки той самой, в которой она выезжала на охоту, mademoiselle Ракитина оглянулась, наблюдая за тем, как Андрей ловко поймал поводья её каурой и своего гнедого и, подстраиваясь под её неспешный шаг, пошёл рядом.

— Так зачем вы желали увидеться со мной? — тихо поинтересовалась она.

— А что вас заставило приехать? — вопросом на вопрос отвечал Андрей.

— Любопытство, — отозвалась Марья.

— И только? — вздёрнул бровь Андрей.

— Истинно так, — кивнула Марья. — Но вы не ответили мне.

— Вы помните о чём я говорил вам у храма? — спросил Андрей, не поворачивая головы. — Я думал о вас беспрестанно и всего лишь желал вновь увидеться с вами.

— Я не понимаю вас, — задумчиво молвила Марья. — Мне казалось, что вы должны ненавидеть меня за то горе, что я принесла вашей семье.

Ефимовский тяжело вздохнул:

— Мне сложно объяснить даже самому себе чувства, что я питаю к вам. Вам ведь не единожды говорили, что вы очень красивы, Мари. Поверьте, я не исключение и не мог не заметить вашей красоты.

Марья смущённо отвела взгляд. Слова его льстили самолюбию, но то, что он говорил о своих чувствах совершенно открыто не могло не настораживать.

— André, вы не должны говорить мне этого, — обронила она.

Тихое "André" прозвучало мягко с лёгким грассированием. Ефимовский невольно улыбнулся:

— Повторите, — попросил он.

— Что повторить? — запнулась о камешек на дороге Марья и непременно наступила бы на подол, коли крепкая рука не поддержала бы её под локоток.

— Моё имя, — остановился Андрей, не выпуская её руки.

— Андрей, — тихо прошептала она, утопая в его синих глазах.

Ефимовский шумно вздохнул, выпустив её руку, и покачал головой, усмехаясь самому себе.

— Вы говорили, что получили отпуск по ранению, — желая перевести разговор на другую тему, продолжила Марья Филипповна. — Куда вас ранили? — осмелилась она взглянуть ему в лицо.

Андрей взял её за руку и приложил её узкую ладошку к своей груди с левой стороны там, где билось сердце.

— Помните, в Петербурге вы желали князю Куташеву не промахнуться и попасть мне прямо в сердце? Один из горцев едва не исполнил ваше желание.

Марья побледнела, рука её скользнула по тёмно-серому сукну его редингота ласкающим движением.

— Я сгоряча говорила о том. Я вовсе не желала вам смерти.

— И стали бы оплакивать мою безвременную кончину? — иронично осведомился Андрей.

— Я стала бы оплакивать всякого, кто пал бы, отдав свою жизнь во славу отечества.

— И Карташевского? — тихо спросил Андрей.

Марья вспыхнула и попыталась вырвать свою ладонь из его руки, но Ефимовский не отпустил, продолжая удерживать её подле себя:

— Никогда более не упоминайте при мне этого человека, — злобно процедила она.

— Отчего? Павел Николаевич спас мне жизнь. Я ему, можно сказать, обязан ему тем, что вновь вижу вас.

— Вы виделись с ним? — ошеломлённо пробормотала Марья Филипповна. — Вот уж о ком не стала бы сожалеть, — прошептала она.

— Отчего же, Мари? Разве не его вы предпочли Мишелю? Моему бедному влюблённому в вас брату. Это Миша должен был жить, — горько усмехнулся Андрей. — Он так желал иметь семью, детей. Он стал бы превосходным отцом, потому как вырос в любящей семье.

— А вы? — осмелилась спросить Марья.

— Я? Я, нет. Я стану отвратительным мужем и никудышным отцом. Я не знаю, каково это. Ведь своего отца я совсем не помню. Ежели бы Миша не встретил вас, он был бы жив.

— Вы не знаете ничего, André, — задыхаясь заговорила она. — Никогда бы я не предпочла Карташевского вашему брату. Никогда! — горячо воскликнула она. — О, я не могу говорить о том, — прикусив нижнюю губу, отвернулась она.

— Отчего? — вновь спросил Андрей.

— Вы не поймёте, — отступила она от него.

— Так расскажите.

Марья резко обернулась, пытливо вглядываясь в его глаза:

— Вам в самом деле хочется знать о сей позорной истории? Я не знаю отчего ротмистр так поступил со мной!

— Как он поступил с вами? — застыл Андрей.

— Точно так, как и вы, André. С той лишь разницей, что вам я не противилась, — залилась румянцем Марья. — Он не спрашивал моего согласия. Всё, что я помню, мы танцевали вальс, я запнулась, а после…

— Что после? — нахмурился Ефимовский.

— Я не могу говорить о том, — покачала она головой и пошла вперёд.

— Мари! — нагнал он её и, ухватив за руку повыше локтя, развернул лицом к себе.

Андрей намеревался продолжить расспросы, но глядя на залитое слезами лицо, привлёк к себе, укачивая в объятьях, как ребёнка.

— Ну, полно, ma cherie, — прошептал он ей на ухо и сухими губами коснулся солёной от слёз щеки.

Марья судорожно вздохнула, приподнялась на носочки и повернула голову так, что их губы встретились. Шляпка свалилась с её головы и повисла на лентах у неё за спиной. С этого самого мгновения всё вокруг перестало существовать для неё. Андрей целовал её сперва неспешно, едва касаясь сомкнутых губ, но через мгновение стиснул в крепком объятии, жадно приникая к полуоткрытым устам в глубоком поцелуе.

— Уезжайте, Мари, — отстранился он, тяжело дыша и, развернувшись на каблуках, широким шагом зашагал прочь к своему жеребцу.