Меган Фрэмптон - Как перевоспитать герцога

Маркус взглянул на нее. Лили как раз сейчас пыталась примирить две враждующих стороны: ребенка, который уже съел изрядное количество торта, и другого ребенка, который дразнил первого, кружась рядом с ним с блюдцем, на котором лежал аппетитный ломтик. Она почувствовала его взгляд и посмотрела на него. Лили разрумянилась, и в глазах ее блестели озорные искры, от которых глаза ее вспыхивали золотом. У Маркуса перехватило дыхание.

Он намеренно не приглашал ее в библиотеку уже неделю. Все вечера он проводил в одиночестве за бухгалтерскими книгами и прочими скучными занятиями.

Она, кажется, тоже ушла в себя, отдалилась от него, и Маркус не мог избавиться от мысли, что она нашла себе кого-то. Мужчину, который подходит ей больше, чем он, Маркус. И если так оно и есть, что же в этом дурного? Ничего. Лили взрослая самостоятельная женщина, и она вправе устраивать свою личную жизнь так, как сочтет нужным. Но почему-то от этих мыслей Маркусу делалось тошно. Мучительно тошно. И, черт побери, он не знал, как с этим быть.

Приняв решение, герцог должен без колебаний идти к цели. И тогда он непременно получит то, что желает получить.

– Мисс Лили! – Этот окрик – именно так, окрик, а не оклик, – раздался откуда-то из глубины библиотеки, дверь в которую была почему-то приоткрыта. Лили остановилась в растерянности.

– Ваша светлость?

Она скорее почувствовала, чем услышала его вздох. Он, похоже, готов был смириться с тем, что она продолжала называть его так, как требует титул, хотя ему это по-прежнему досаждало. Лили не поступала так ему назло. Она пыталась ему угодить, но трудно все время соотносить его пожелания с требованиями обстановки и решать по обстоятельствам, следует ли обращаться к нему «ваша светлость» или не следует. Кроме того, если она вдруг забудет произнести положенные слова в присутствии третьих лиц, репутация агентства может пострадать. Пойдут слухи о том, что они нанимают на работу людей, которые не знают, что прилично, а что нет.

И что с того, что эти третьи лица будут очень и очень не правы?

– Войдите сюда. – Еще один окрик. Вернее, приказ, обязательный для исполнения. И это на исходе очень нелегкого дня. Праздник прошел на удивление гладко. Почти без происшествий. Два случая рвоты, две драки с выдиранием волос и три истерики по поводу проигрыша.

Лили, затаив дыхание, вошла в комнату.

Он сидел в кресле, как умел сидеть только он: откинув голову на спинку, вытянув перед собой длинные ноги, свесив руку с подлокотника и покачивая висящим на пальцах шейным платком.

Грудь его раздулась от глубокого вдоха, приподнялась, а затем и он весь поднялся на ноги одним стремительным и при этом плавным движением. И пошел к ней… и мимо нее к двери. Остановился, закрыл дверь и вновь направился к ней.

И вот они вновь вдвоем в комнате, где они не были вдвоем с тех пор, как она попросила его… Нет, сообщила ему, что хочет этого. Хочет его. Ее корсет, несмотря на то что еще сегодня утром он был ей как раз впору, вдруг сделался тесен. Трудно было вдохнуть полной грудью, и губы ее внезапно пересохли.

Он стоял перед Лили, прожигая ее своими темными глазами. Этот взгляд она читала без труда. И, судя по тому, как изменилось его лицо, и у него не возникло трудностей с интерпретацией ее взгляда.

Он поднял руку и коснулся ее щеки. Провел по ней так, что пальцы его оказались у нее за ухом.

– Скажите мне, – сказал он.

Лили облизнула губы, и его взгляд сосредоточился на движении ее языка. Он резко втянул воздух сквозь стиснутые зубы, и этот вдох сообщил ей все, что она хотела знать. Девушка не отводила глаз от его губ. Ах, если бы она могла сейчас уйти! Гордая, неприступная, рассудительная – вот умора! Лили сделала глубокий вдох и сказала:

– Я хочу этого, Маркус.

В отличие от прошлого раза, он не заключил ее в объятия сразу. Он провел ладонью по ее предплечью сверху вниз, после чего взял ее за руку и потянул за собой к дивану, что прятался в углу. Диван был маленький, как раз для двоих. Он был уютно потертым, как и вся мебель этой комнаты. Это была его комната, единственная комната, если не считать спальни, которая целиком и полностью принадлежала ему одному.

Словно проводив ее после танца, галантно и бережно, как истинный джентльмен, туда, откуда привел, герцог придерживал ее руку, пока она опускалась на диван, и лишь потом присел к ней.

Занял свое место. И это место рядом с ней на диване, вне всяких сомнений, по праву принадлежало ему.

Они сидели молча, не прикасаясь друг к другу, не шевелясь. И это молчание, и эта неподвижность не мешали им чувствовать друг друга и наслаждаться близостью. Лили давно уже не чувствовала такой блаженной, такой приятной расслабленности. Ей захотелось сладко вздохнуть, откинуться на спинку и посмотреть на него. Так она и сделала.

Он повернул голову в ее сторону и замер на долю секунды. Увидев в его глазах нерешительность, Лили удивилась. Как при его чудовищно раздутой самонадеянности он терзается сомнениями, тогда как точно знает, чего хочет?

– Поцелуйте меня, – сказала Лили, подражая его приказному тону.

Он, сразу узнав эти интонации, обезоруживающе улыбнулся. И сразу же наклонил голову и прижал губы к ее губам. Поцелуй его был почти нежным. Вначале. Но уже через мгновение вспыхнул пожар, и с каждой секундой пламя, бушевавшее в каждом из них, разгоралось все ярче. Лили казалось, что окружающий мир, написанный художником, предпочитающим сдержанные, даже тусклые тона, оживленный магией поцелуя, вдруг вспыхнул всеми цветами радуги.

Лили обняла Маркуса за шею, прижимаясь грудью к его груди. Соски ее стали напоминать о себе, но не болью, а как-то по-другому. Груди ее отяжелели, наполнились желанием. Она хотела большего. Она хотела полностью почувствовать его тело своим телом. И еще она хотела, чтобы он никогда не переставал ее целовать.

Он обнимал ее за плечи, и Лили словно со стороны услышала свой стон разочарования. Тогда она взяла его руки за запястья и, проведя его ладонями по своим плечам вниз, прижала их к своей груди.

Ах, вот так лучше. Так приятно было чувствовать его руки в нужном месте. Но он ничего ими не делал, и потому Лили немного поерзала, чтобы подсказать ему, чего она хочет.

И да, он, пусть и с задержкой, но сообразил, чего она хочет. Он накрыл ее грудь ладонью, растопырив пальцы. Большой палец отыскал сосок, который, скорее всего, найти было не так уж трудно, поскольку по ее ощущениям он разбух, отвердел, заострился одновременно и чуть ли не прорвал все покрывавшие его слои ткани. Лили тут же представила эту картину и решила, что, наверное, ощущения ее обманывают, потому что она, пожалуй, почувствовала бы себя крайне неловко, если бы ее сосок научился проделывать описанные трюки.