Меган Фрэмптон - Как перевоспитать герцога

Впрочем, теперь, когда он знал, чего они были лишены, он испытывал к ним разве что жалость.

Маркус медленно поднялся на второй этаж. У него было ощущение, что весь его мир распахнулся и перевернулся одновременно. В холле второго этажа слуги оставили горящие свечи. Они знали о привычке хозяина бродить по ночам и по-кошачьи, крадучись пробираться к себе.

Ее дверь была в нескольких футах отсюда и выходила на другую сторону. Справа от двери в комнату, в которой спала его дочь. Два самых дорогих ему человека.

Он не мог постучать в дверь Лили без очень основательной на то причины (и желание снова ее поцеловать основательной причиной не являлось). Маркусу пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не сделать того, чего ему хотелось больше всего на свете; то, чего он никогда не делал прежде.

Он нажал на ручку и открыл дверь в свою пустую спальню. Им владели смешанные чувства: разочарование оттого, что Лили не догадалась прийти сюда раньше его, и облегчение оттого, что у нее хватило рассудительности не совершать непоправимое.

Миллер выложил на одеяло его ночную сорочку. Маркус заранее сказал своему камердинеру, чтобы тот его не дожидался. Хорошо, что Миллер уже спит. В своем теперешнем состоянии Маркус запросто мог сболтнуть лишнего, тем самым открыв ящик Пандоры.

Итак, он был в рубашке. Следовательно, он успел ее надеть, хотя не помнил, как это делал. Тем не менее он прекрасно помнил, как она сняла с него рубашку, стащила с плеч и уронила на пол. Досадно, что не ее руки будут сейчас ее снимать. Затем идет очередь брюк. До них она не добралась, а жаль.

Сняв нижнее белье, Маркус натянул ночную сорочку. Мягкий хлопок сейчас касался тех мест, которых касалась Лили: его плеч, его предплечий, его груди.

Сегодня трогать себя нет смысла. Теперь, когда он познал прикосновения ее пальцев, познал на ощупь ее грудь и знал, как она выглядит, все, что бы он ни сделал с собой, будет лишь слабым эхом того, что он испытал наяву. И даже если кратковременное облегчение он получит, но настоящее, глубокое удовлетворение так и не придет.

Так что же за жизнь его ждет?

Маркус задул свечу и провалился во мрак.

Роуз ждала его на завтрак, и она уже теряла терпение. Лили тоже его ждала, но ею двигали иные мотивы. Как он поведет себя с ней? Может, ее поведение его шокировало? Может, он пожелает ее уволить?

И хочет ли он повторения вчерашнего?

Лили почти не спала, все думала. Ей много о чем надо было подумать, и еще о большем надо было не думать. Не думать о том, какое было у него лицо, когда он отпрянул с боем часов. О его глазах в этот момент, таких беспомощных от желания. О том, какой твердой была его грудь на ощупь и как он вздрагивал под ее прикосновениями. О том, что она чувствовала, когда его язык наполнил собой ее рот, и как она прикусывала его губу.

Бо́льшую часть ночи она провела, не думая обо всем этом. Пытаясь не думать.

И потому, не застав его в комнате для завтрака, Лили испытала облегчение. Только вот Роуз то и дело подскакивала, чтобы заглянуть в приоткрытую дверь и проверить, не идет ли герцог по коридору. Из-за того, что она постоянно отвлекалась, девочка пролила чай. И только когда они с Роуз шли в классную комнату, они увидели, как герцог спускается по лестнице. Лили была рада, что он полностью одет. Потому что вдруг вспомнила, что не должна думать о том, как его горло – без шейного платка – судорожно сжималось вчера в кабинете при свечах.

– Герцог! – сказала Роуз и схватила его за рукав.

Он покачал головой, встретился взглядом с Лили, затем опустил глаза на Роуз.

– Что, малышка? – спросил он, погладив дочь по голове.

– День сегодня хороший. Мы должны погулять, – произнесла Роуз приказным тоном, очень похожим на обычный тон герцога.

Он глубоко вздохнул, и Лили поймала себя на том, что боится дышать. Скажет ли он «нет», чтобы не быть с ней? Или скажет «да», чтобы быть с ней?

А может, он вообще не включает ее в уравнение, когда решает задачу о том, идти гулять или нет?

Ни один из ее вопросов не имел однозначного, удовлетворяющего ее ответа. И потому она просто ждала, затаив дыхание.

– Конечно. – Герцог вытащил из кармана часы и, нахмурившись, взглянул на циферблат. – Сегодня вечером меня не будет, и до выхода мне надо сделать кое-какие дела. Но мы можем погулять сейчас, если вас это устраивает. – Он посмотрел на Лили. – Если прогулка впишется в расписание ваших занятий. Что скажете?

Он говорил четко и связно. Только по делу. Никакого намека на эмоции. Впрочем, говорить эмоционально при Роуз ему, наверное, не следовало. Как бы там ни было, не получив столь желанной информации, Лили испытывала разочарование. Возможно, разочарование, что она испытывала сейчас, было примерно одного порядка с тем, что она испытала вчера ночью, когда лишилась возможности заниматься тем, чем заниматься так хотелось.

– Мы все успеем, – сказала Лили. – Не так ли, мисс Роуз?

Наверное, обращение к воспитаннице было проявлением трусости, но, с другой стороны, ее воспитанница была важнее, чем она или ее чувства. В конце концов, Лили на герцога работала, и об этом как раз не стоило забывать.

– Да! Я пойду за своей пелериной.

Роуз бегом бросилась наверх, оставив Лили и Маркуса на лестнице вдвоем.

– Вы хорошо выспались, я надеюсь? – спросил он.

Она посмотрела ему в глаза и невесело улыбнулась.

– Не очень хорошо, должна признаться. Слишком много мыслей.

И переживаний.

Он, судя по всему, испытал облегчение. Как будто он боялся, что она скажет что-то другое. Как может мужчина, который всегда считает себя правым, не понимать, какое влияние оказывает на окружающих? Или, если быть точнее, на одно конкретное лицо в его окружении, а именно на нее, Лили?

– Я тоже плохо спал. Нам надо кое-что обсудить.

Странно, но это его заявление не вызвало у нее тревоги. Вернее, куда большую тревогу у нее вызвал его вежливый тон. По его лицу она видела, что он чувствует примерно то же, что чувствует она.

Роуз вернулась до того, как Лили успела ответить. В руках у девочки были пелерина и кукла Мэгги.

– Я готова, – объявила она и встала между ними на ступеньку.

– Пойдем, – сказал герцог, бросив еще один быстрый взгляд на Лили.

В парке было много людей, что неудивительно при такой неожиданно хорошей погоде. Сегодня было по-весеннему солнечно.

– Жаль, что вчера не было солнца, – произнесла Лили. Они втроем шли по дорожке между клумбами.

– Единственное, что было не в нашей власти, это погода, – проговорил герцог. – А все остальное было безупречно.

– За исключением одной девочки, – как бы невзначай обмолвилась Роуз.

– Какой девочки? – одновременно спросили герцог и Лили.

– Той, что назвала меня бастардом. – Роуз пожала плечами. По-видимому, эту привычку она переняла у отца. Если бы с такой же быстротой и легкостью она запоминала названия цветов!