Меган Фрэмптон - Как перевоспитать герцога

Но когда большой палец герцога пришел в движение, лаская ее сосок, девушка прогнулась дугой ему навстречу, грудью вжимаясь в его ладонь. И она чувствовала губами, все еще влажными и теплыми, прикосновение его губ, влажных и теплых, и чувствовала, что его губы по-прежнему улыбаются. Ее губы растянулись в ответ, и она лизнула их языком. Его шумный, со свистом вдох лучше всяких слов сообщил ей о том, что она на верном пути.

Губы его стали словно жестче, напористей, его язык вел себя у нее во рту по-хозяйски. Он снова командовал парадом, и никто на его роль не покушался. Пока. Вскоре Лили перестала устраивать собственная пассивность. Душа требовала самостоятельных действий. За неимением опыта девушка повторяла его движения: прикусывала его нижнюю губу, совершала вылазки языком в его тылы и при этом так крепко сжимала его плечи, что, наверное, могла оставить ему на память синяки. Осознав это свое упущение, Лили положила ладони ему на грудь. Ладони ее, чуткость которых немало ее удивила, улавливали малейшие подергивания его мышц. А потом она отыскала его сосок и решила провести по нему пальцем. Маркус оторвался от ее губ, и Лили испугалась, что он прикажет ей больше так не делать, и она умрет, так и не обследовав его грудь. Но он лишь сказал:

– Я хочу этого, Лили.

А после продолжил ее целовать, предоставив ее рукам полную свободу действий: шарить по его груди, трогать его соски, которые, к ее удивлению, тоже отвердели, водить вверх и вниз по бокам, ощупывать ребра. И все, чего бы она ни касалась, было крепким и твердым на ощупь и – как она об этом узнала, непонятно – ужасно вкусным.

И еще его ладонь у нее на груди была восхитительно теплой, и большой палец продолжал скользить по соску, и всего этого почти хватало. Почти, но не совсем. И потому она убрала одну руку с его груди, не без сожаления, конечно, и потянула край ворота своего платья вниз, надеясь высвободить плечо.

Он отстранился и уставился на нее. Глаза его наполнились желанием, веки отяжелели, и губы его были всего в паре дюймов от ее губ.

– Могу я вам помочь? – спросил он хрипловатым шепотом. И от этой хрипотцы по спине ее побежали мурашки, но не противные, как от страха, а, наоборот, удивительно приятные.

Она ничего не стала говорить, а лишь повернулась к нему спиной, и он – о радость! – на этот раз понял намек сразу и расстегнул ее платье, после чего стянул, нет, буквально содрал его с плеч. Лили тем временем высвободила руки из рукавов. Когда верхняя половина ее платья была спущена до талии, она вновь развернулась к нему лицом. Теперь верхняя ее половина была одета в корсет и рубашку. Выражение его лица не оставляло места смущению. Оно говорило не только о похоти, но и о страстном стремлении к осуществлению желаемого, а также о надежде на успех.

Лили теперь уже дрожащими руками взялась за тесемки корсета и, развязав узел, почувствовала наконец облегчение в тот момент, когда тело ее освободилось от жестких тисков.

И теперь грудь ее покрывала лишь тонкая сорочка.

Взгляд герцога немедленно опустился вниз, и он с шумом втянул воздух и облизнулся, заставив ее вдруг подумать о таких вещах, которые никогда прежде не приходили ей в голову. К примеру, о том, что было бы неплохо, если бы он коснулся ее груди губами, провел по соску языком…

О господи!

Ее сорочка имела глубокий вырез спереди, и она приспустила ее еще ниже, так, что теперь ткань закрывала разве что соски.

В комнате было очень тихо: единственными звуками были звуки их дыхания, которое все более учащалось, становилось все шумнее и, странное дело, чувственнее. Здесь не было никого, кроме них двоих, и Лили казалось, что никого нет и за пределами этой комнаты. Вернее, что мир теперь ограничился стенами этой комнаты и они с Маркусом одни в этом мире.

А то, что находится за пределами их с Маркусом мира, не имеет значения. По крайней мере, на данный момент. Потом она будет думать обо всех тех вещах, что сейчас утратили свою важность. О ее, Лили, будущем. О его будущей жене. О счастье Роуз. О том, что будет с ними всеми. А пока важнее то, что чувствует ее грудь, его ладони, ее ладони, его грудь, губы их обоих – и все это вместе.

Лили усмехнулась и принялась расстегивать его рубашку. И с каждой расстегнутой пуговицей его широкая грудь вздымалась и падала. Она расстегнула его рубашку, распахнула ее и, нахмурившись, недовольная тем, что не может видеть всего, что хочется, вытащила рубашку из брюк и швырнула на пол. После чего во все глаза уставилась на то, что открылось ее взору.

Ну что же, усилия того стоили, надо признать.

Она не могла насмотреться на его широкую и мускулистую, по-мужски крепкую грудь с плоскими коричневыми сосками. На короткие курчавые волоски, припорошившие его грудные мышцы, затем отступившие и появившиеся вновь в виде уходящей вниз полоски чуть повыше пояса брюк.

Куда вела эта тропа? Интригующий вопрос…

Лили прикоснулась к нему ладонью, и он, вздохнув, закрыл глаза в блаженной улыбке.

– Потрогай меня, Лили, – хрипло простонал он, и голос его вибрировал, и она ощущала эти низкочастотные вибрации всем своим телом, которое вибрировало в унисон с его голосом, и направления, в которых эти вибрации распространялись, были самыми неожиданными.

К тому же на этот раз он не приказывал, а молил, и она поспешила ответить на его мольбу. Лили медленно, с толком и расстановкой, провела ладонью поперек его теплой и гладкой груди. И вдруг, осмелев, потянулась губами к его губам и стала его целовать, продолжая гладить.

И он пил нектар ее рта, и язык его танцевал у нее во рту – и все это продолжалось до тех пор, пока она не стала ощущать себя частью одного целого с ним. Тела их слились в одно, но острота ощущений от этого не только не притупилась, но даже усилилась.

Лили почувствовала легкое прикосновение его пальцев к своим ключицам у ворота сорочки, затем рука его скользнула под тонкую ткань рубашки, и ладонь накрыла грудь. Его плечо приподнялось, и рука согнулась в локте под острым углом, что, наверное, со стороны смотрелось бы странно. Но ведь здесь не было посторонних, только они вдвоем. Потому что если бы кто-то мог видеть все это, то скандала было бы не избежать, наступил бы конец ее карьере и открылся бы ящик Пандоры.

Но сейчас ей совсем не хотелось об этом думать.

К тому же ей все равно, как это выглядит. Имеет значение лишь то, что она чувствует. А ощущения были удивительно приятными. Ладонь его, словно люлька младенца, нежно качала ее грудь, а большой палец скользил по соску вверх и вниз. Где-то там, в глубине ее тела, рождались необычные вибрации, которые вместе с теплом разносились по всему телу, включая самые неожиданные уголки. Лили не знала, что женщина способна получать удовольствие от всего этого, но она бы сильно удивилась, если бы ей сказали, что он сейчас получает удовольствия больше, чем она, потому что если это так, то он, несомненно, сейчас или взорвется, или умрет от счастья.