Керриган Берн - Опасное увлечение

Милли никогда не видела мучений смерти так близко. Каким бы злодеем Доршоу ни был, смотреть, как он умирает, было тяжело, но она себя заставила. Она этого хотела. Хотела это испытать, зная, что это изменит ее навсегда. Только так она больше не будет с дрожью ожидать появления Доршоу из каждой тени. Он перестанет ей грезиться в каждом переулке, готовый нанести удар. Увидев, как он умирает, она избавится от него.

И она смотрела. Прикованная к цепи, которая его убивала, она наблюдала, как он бьется в агонии, и, наконец, поняла, как можно получить удовольствие от лишения жизни.

Когда все было кончено, Кристофер уронил его тело в грязь.

Он не посмотрит на нее. Не тронет ее.

— Кристофер?

Пока он искал ключ, в камеру ворвались другие мужчины и с бранью заполнили ее, словно воды вышедшей из берегов реки, пока Милли не перестала видеть ворота.

Возгласы радости и удивления, оттого что они нашли ее живой, одновременно привлекали и подавляли. Немного придя в себя, она с облегчением вздохнула, и Кристофер подошел к ней, чтобы освободить ее другое запястье.

Его близость была сродни бальзаму. Он был столпом твердых, теплых мышц, контрастировавших с холодом камня, к которому Милли прижималась спиной. И едва освободившись, она растворилась в нем. Его руки обняли ее, и они так и стояли в молчании, не говоря ни слова. В абсолютной тишине. Слова не приходили им на ум, но их чувства были так сильны, что любая попытка их высказать была бессмысленна.

В комнате воцарилась тишина, по мере того как все мужчины, один за другим, осознали, что стали свидетелем чего-то, чего они никогда не думали увидеть и что не скоро забудут.

Кристофер Арджент, самый большой, самый холодный, самый смертоносный убийца из всех, кого они когда-либо знали, подхватил Милли Ли Кер на руки, прижал к себе и, не сказав ни слова, понес ее из лондонского подземелья в ночь.

Фара держала руку Милли на протяжении всего полицейского допроса. Если бы старший инспектор Морли не был пронзен ножом, женщинам, возможно, удалось бы избежать этой мучительной полицейской процедуры, но за один день слишком много тайного сделалось явным.

Разумеется, Морли выжил. Доктор осмотрел его прямо в его холостяцкой берлоге, всего в паре кварталов от Блэквелла.

Голубая гостиная леди Нортуок с диванами цвета драгоценных камней и хрустальными люстрами казалась Милли дворцом после той ямы, из которой ее вызволили. Воссоединившись с Якобом, она залила его слезами, нежно обняла его и успокоила его страхи и ужасное чувство вины. Она не хотела, чтобы он слышал, как она еще раз рассказывает о той ужасной ночи в катакомбах.

Казалось, оба злодея этого кошмарного сна были сражены. Очевидно, что лорд Терстон был подлым заказчиком убийства своих бывших любовниц — женщин, родивших ему сыновей.

Осталось лишь несколько вопросов. Что случилось с мальчиками, незаконными сыновьями этого сумасшедшего? Что с ними сделал Доршоу? И кто заплатил за убийство Терстона? Леди Терстон? Ужасная Сент-Винсент? Убийца мистера Дэшфорта?

Полиция продолжала искать пропавших мальчиков. Но с учетом всех обстоятельств никто не надеялся найти их живыми.

Однако Милли и Якобу удалось избежать этой судьбы благодаря мистеру Ардженту. Они были живы и здоровы и вернулись к нормальной жизни.

Сразу после очень краткого и неловкого разговора в полиции Кристофер ускользнул из этого хаоса. Милли его отсутствие явно раздражало. До зуда и боли в сердце. На мгновение он навис над ней сзади, огромный и молчаливый, привлекающий любопытные взгляды множества полицейских и преступников, толпившихся в залах особняка Блэквелла. Несмотря на то что он ушел не прощаясь, никто не заметил его отсутствия. Она почувствовала мгновение, когда он слинял. Тени сделались холоднее. Из воздуха словно бы ушла мужская сила.

В комнате, полной людей, она была одна.

Подписывая автографы и чеки, после того как все было кончено, она подумала, что полиция никогда бы ее не спасла. Она заучено улыбалась, кутаясь в пальто Арджента, которое он набросил ей на плечи, пока Дориан всех не выставил.

Действительно ли все кончено? Неужели… все вернется к привычному порядку вещей? Как? Сейчас Милли не могла себе даже представить то, что казалось привычным всего несколько дней назад. Не могла вспомнить, каково это быть беззаботной. Не могла понять, как это было до …

До поцелуя убийцы.

— Милли, дорогая. — Фара сжала ее руку, серые глаза были полны сочувствия. — Я категорически настаиваю, чтобы вы с сыном остались на ночь. Я уже велела слугам приготовить ванну. Думаю, вам захочется смыть с себя все воспоминания об этом ужасном месте.

Графиня, как всегда, выглядела свежей, словно весенний цветок в украшенном шалфейно-зелеными лентами лилейно-белом платье под горло.

Милли смогла лишь кивнуть, ее плечи устало поникли.

— Вы так добры, — проговорила она. — Не знаю, как я смогу вам отплатить.

— Глупости. — Фара помогла ей встать и протянула руку, чтобы Милли могла на нее опереться. — У друзей это не принято.

— Говори за себя, — входя в комнату, произнес Блэквелл с видом явного облегчения после ухода полиции. — Я всегда думаю о взаимных услугах.

Фара закатила глаза к небу, словно бы моля дать ей сил.

— Ваш случай, разумеется, исключение, — поправился Черное Сердце из Бен-Мора, бросив виноватый взгляд на жену. — Вы всегда можете к нам обращаться, мисс Ли Кер. Мы будем рады вам помочь всем, чем можем.

Милли не нашлась, что ответить, и, казалось, Дориан Блэквелл все понял, когда она молча посмотрела на него. Он кивнул, поцеловал жену в висок и растворился в темноте коридора, несомненно, направляясь принять ванну.

— Мне хотелось бы еще раз взглянуть на Якоба, — прошептала Милли.

— Конечно. — Фара взяла ее под руку и повела к главной лестнице, покрытой пушистым ковром цвета слоновой кости, и они спустились на детскую половину, где в небольшой, но уютно обставленной гостевой комнате спал Якоб. — Он так за вас боялся, но он был смел. И так винил себя. Надеюсь, вы не будете его слишком сильно ругать. Ваш сын очень вас любит.

— Я ни капельки на него не сержусь, — проговорила Милли. — Мне страшно подумать, что с ним могло бы произойти, но мне кажется, он сам больше всех винит себя за то, что убежал, и он не из тех, кто так просто забывает подобное.

— Думаю, вы правы, — ласково улыбнулась Фара. — На самом деле я…

По коридору разнесся взволнованный голос Якоба, Милли ускорила шаг, однако и Фара, и она остановились невольно, заслышав баритон Арджента.

— Мне кажется, я больше никогда не смогу заснуть, — встревоженным голосом, в котором слышались слезы, признался Якоб.