Блайт Гиффорд - Дева и плут

Он взял ее за запястья, притянул к себе и обнял, вслушиваясь в ее дыхание.

— Ника, чтобы обрести счастье, необязательно дожидаться смерти.

Она прильнула к нему. Задышала глубоко и часто, откликаясь на близость его тела.

— Знаете, я много думала о том, что вы тогда сказали. О том, чтобы спасти меня от моих желаний. — Она говорила, уткнувшись лицом в его грудь, но сердцем он слышал каждое слово. — Господь поступил совершенно верно, поставив вас на моем пути. Точно так же он испытывал Иисуса, который провел сорок дней в пустыне, искушаемый Дьяволом.

— Вы хотите, чтобы я сорок дней водил вас по болотам и искушал? — В ее горле забился пульс. Он баюкал ее в своих объятиях, защищая от призраков, которые блуждали в лунной тени.

Она таяла в его руках. Теплая, живая. Гаррен чувствовал, как вздымается и опадает ее грудь. Как неровно колотится ее сердце. Как ленивый ночной ветерок вьется вокруг, но не может остудить жар между ними.

Внезапно он отчетливо ощутил рядом чье-то присутствие. Какая-то неведомая природная сила, поднявшись из земли, пронеслась сквозь них, и его ладони на ее спине вспотели. Может, почудилось? Но нет, Доминика тоже встрепенулась.

— Что это было?

Он обратил ее лицо к лунному свету. Отвел со щеки пушистую прядь и заправил за раковину ушка, а потом наклонился вплотную и прошептал:

— Болотный дух.

Она испуганно обернулась, и он нашел ее губы. Какие бы духи не витали на этих болотах, вклиниваясь между ними, но они, горячие и живые, казались более реальными, чем твердые камни за его спиной.

Ее губы были мягкими, сладкими и податливыми. От нее пахло фиалками и дымом костра. Гаррен подтянул ее вверх с холодной земли и привлек к себе на колени.

Он покажет ей, что такое счастье. Не какое-то призрачное и недостижимое счастье в раю, а настоящее, земное. Он научит ее радоваться луне и солнцу, щебету птиц и журчанию весенних ручьев, близости, какая бывает между мужчиной и женщиной. И с этими мыслями он обнял ее еще крепче.

Растворившись в ней как в молоке тумана, он целовал ее, не отнимая губ и не разжимая объятий.

Она отстранилась сама, медленно и неохотно, продолжая цепляться за его плечи, словно вместо губ теперь целовала его пальцами.

— Теперь мне по меньшей мере три дня придется поститься.

На него накатила внезапная злоба.

— Мы с вами не в церкви. И эти камни — не изваяния святых, — резким как ветер голосом сказал он. — Вашего Бога нет на этих болотах.

Помогая себе коленками и локтями, она поднялась на ноги и попятилась назад, а когда заговорила, в ее голосе впервые послышалась горечь.

— Я ошибалась. Не Бог испытывает меня через вас. Нет. Вас прислал Дьявол, чтобы вы разрушили мою жизнь.

Так и есть, подумал он, вставая.

— Почему мне обязательно нужно быть или святым, или дьяволом? Почему я не могу быть просто человеком?

Она перекрестилась.

— У вас ничего не получится. Моя вера крепка.

— В самом деле? — Он отбросил чувство вины. — Вы по-прежнему хотите заточить себя в монастырь после того, как увидели мир? — Он прошелся ладонями вверх по ее рукам и погрузился пальцами в медовые волосы. — После того, как испытали вот это?

Она передернула плечами, словно пытаясь стряхнуть все испытанные его усилиями ощущения.

— Я верила вам. Я верила в вас.

Гаррен отпустил ее, пронзенный раскаянием и ненавистью к себе. А внутри, распирая его плоть, притягивая его к ней, выплескиваясь в холодный ночной воздух, продолжала бурлить та природная сила, что окутала их минутами раньше.

— Верьте в себя, Доминика, ибо в конце ничего и никого рядом не останется.

— Бог. — Ее голос неистово взвился. — Вот кто останется со мной до конца.

— Напротив. Он покинет вас первым.

— Он был с нами и вел нас, даже когда я в Нем усомнилась. Это Он привел нас сюда. — Она отмахивалась от сомнений так яростно, словно любое из них, даже самое маленькое, грозило ее уничтожить.

— Не Он, а ваша собака, — фыркнул Гаррен.

Доминика застыла на месте, будто его слова распахнули окно, через которое ее вновь заполонила несокрушимая уверенность, и, качая головой, с жалостью его оглядела.

— А что, Богу нужно появиться перед вами в виде горящего куста, чтобы вы в Него поверили?

Она буквально напрашивалась, чтобы ее подняли на смех. На это древнее святилище они наткнулись случайно. Им просто повезло, что поблизости нашлось сухое дерево для костра, и его, Гаррена, воззвание к небесам, которое и молитвой-то не назовешь, здесь совсем не при чем. Совершенно. Но невзирая на все эти факты, ее вера не пошатнулась.

Вместо этого, невзирая на все факты, пошатнулось его неверие. Холодея, Гаррен оглянулся на огонек угасающего вдалеке костра.

— Они рассчитывают на вас, — сказала Доминика. — Вам есть, что сказать им завтра?

— Бог его знает.

— Вот именно, — уходя, бросила она через плечо. — Он знает.

Отказываясь смотреть ей вслед, он крутил в пальцах потертую свинцовую пластинку. Это всего лишь сувенир. Напоминание о семье, которую Господь отказался спасти несмотря на то, что они заплатили запрошенную цену.

Или же в этом заключено нечто большее?

Сняв с шеи шнурок, на котором висела ракушка, он обмотал его вокруг навершия своего посоха, и кусочек свинца, даря надежду, закачался на принесшим с собой запах вереска ветру.

Рассвет полыхал перед взором Доминики розовыми, золотистыми, оранжевыми и синими красками, будто она воочию застала момент, когда Всевышний впервые сказал «Да будет свет». Величественное сияние озаряло безжизненное, но уже свободное от тумана пространство.

Она отошла подальше от лагеря, так, чтобы даже не слышать запаха костра. Повернувшись спиной к ветру, расставила локти на верхушке каменной стены, развернула пергамент и, чтобы его не сдуло, придавила все четыре уголка камушками. Потом остро очинила перо и макнула его в чернильницу. Сегодня она писала медленно и более убористо, чем обычно, ибо люди, построившие эту стену во времена, когда никто еще не владел письмом, не позаботились о том, чтобы сделать ее поверхность ровной.

Топь. Туман. Тишина .

Буквы насмешливо глядели на нее с листа. Как написать путеводитель для паломников, если они заблудились? Вчера ночью, когда Гаррен обнимал ее, она ощутила присутствие Бога. Или какой-то другой, еще более древней силы. Она ощутила между ними биение самой жизни.

Остаток ночи Доминика пролежала без сна, глядя на полную луну и не узнавая ни себя, ни свое тело. Все вспоминала о том, что случилось, отчего по коже разливалась легкая дрожь, а кровь быстрее бежала по венам.

Экстаз .

Ее грех в одном слове. Однако она не чувствовала себя согрешившей. Но что, если, несмотря на это, ее тоже ждет наказание, как дев, которые осквернили субботу? Что, если теперь Господь не подаст ей знамение?