Блайт Гиффорд - Дева и плут

Упав на колени и отчаянно уповая на то, что этой ночью Гаррен не унес послание с собой, она раскрыла его котомку. Потом, поглядывая на его тень за деревьями, пошарила внутри. Нащупала потертый кожаный кошель, в котором бренчали монеты, зачехленный нож с гладкой деревянной ручкой и, наконец, что-то шерстяное, хранившее тепло его тела — наверное, сменную тунику. И укололась об острый уголок. В складках ткани оказался спрятан прямоугольник пергамента. Забрав его, она сложила все как было, встала и развернулась, готовая убежать…

И врезалась в высокое, широкоплечее препятствие. Горячие, сильные руки с нежностью обхватили ее, и низкий голос хрипло прошептал:

— Ты все же пришла в мою постель?

Когда Доминика налетела на него, первая мысль Гаррена была о том, до чего сладко будет наконец ощутить ее под собой. Он порывисто смял ее в объятьях и вдохнул аромат влажной травы и фиалок, чувствуя, как тяжело и часто она задышала, прижатая к его груди. И только спустя мгновение понял, что ее руки сжимают какую-то вещь.

Отклонившись назад, он увидел прямоугольник пергамента и красную восковую печать на шнуре.

Вот же… маленькая интриганка. Стащила из его котомки послание.

Шок захлестнуло разочарование.

— Зачем вы его взяли? — процедил он.

Она заерзала, отчего ее бедра еще теснее прижались к его пульсирующему паху. Он стиснул зубы, сдерживая стон.

— Пусть оно побудет у меня, — шепнула она, вцепившись обеими руками в послание. Как будто у нее хватит сил удержать его. Ерзать она перестала, но ее бедра все еще оставались слишком близко. — Так надо. Чтобы отвести от вас угрозу.

— С чьей стороны? — Глупое уточнение. Не сговариваясь, они оглянулись на Ричарда, который спал за костром.

Он увлек Доминику в тень деревьев. Под порывом ветра дубы заскрипели ветвями, и на землю, стукаясь о стволы, западали желуди.

Зачем она хочет забрать послание? Что там написано? Вчера он решил не допытываться, но с прибытием Ричарда все изменилось.

— Ника, — заговорил он уже мягче. — Я знаю, вы дали слово Уильяму, но теперь с нами Ричард. Вы должны рассказать, что там написано.

— Он просил меня никому не говорить.

Она была предана Уильяму не меньше его самого. Поборов восхищение, он положил ладонь на чувствительное местечко там, где ее шея переходила в плечо.

— Ника, он доверил мне послание не просто так. Вы же знаете, я не способен причинить ему зло.

И вам тоже, добавил он мысленно, поглаживая большим пальцем ее горло, но не посмел произнести этого вслух, побоявшись сказать правду.

Сквозь шепот листвы донеслось уханье совы, которая пряталась в ветвях. Доминика молчала. Он приподнял ее подбородок, жалея, что в темноте не видно выражения ее глаз.

— Вам угрожает опасность. Я хочу защитить вас.

— Господь меня защитит.

— Господь никого не защищает.

— Как вы можете так говорить? — Стояла кромешная тьма, но он знал, что она смотрит на него с укоризной. — Господь спас лорда Уильяма.

Теряя терпение, он взял ее за запястья.

— Доминика, перестаньте. Или вы немедленно скажете, что там написано, или, клянусь всеми святыми, я вскрою печать и выясню это сам.

Она ахнула, сминая послание в кулаке.

— Нет, не делайте этого. Оно обращено не к Ларине, а к священнику, который следит за ее усыпальницей.

— Вы помните, что там написано?

Она кивнула.

— Тогда перескажите, чтобы мне не пришлось ломать печать.

В тишине он чувствовал, как на ее запястьях мечется пульс. Потом она высвободила правую руку. Не дыша, он позволил приложить ее к своей левой руке, ладонь к ладони, и поднять их вверх, к небесам, в молитве.

На мгновение он перенесся в озаренную свечами часовню и захотел заново услышать ее признание, вновь коснуться в мягком поцелуе ее разомкнутых губ и познать языком ее правду.

Она закрыла глаза и монотонным голосом, как священник на проповеди, начала извлекать из памяти написанное.

— К тому времени, как доставят это послание, я, без сомнения, буду уже мертв, скончавшись от руки моего брата.

Нет. Только не это.

— Но Ричард сказал, что он еще жив!

Она только покачала головой, отказываясь прерываться.

— … скончавшись от руки моего брата и вопреки усилиям моего друга Гаррена спасти меня. Во Франции Гаррен с Божьей помощью вынес меня с поля боя, где меня бросили, посчитав мертвым, и доставил домой. Дома, однако, здоровье мое начало ухудшаться. Брат медленно убивает меня. Тайком он подмешивает в мою пищу яд. Да будут Господь и Блаженная Ларина свидетелями его предательства.

Яд, это оружие трусов, травил Уильяма изнутри и просачивался наружу россыпями белесой сыпи и черных бородавок. Теперь понятно, что за опыты ставил итальянский алхимик Ричарда. Слишком ленивый и трусливый, чтобы как все младшие сыновья пробиваться в жизни самостоятельно, Ричард, этот завистливый Каин, задумал убить своего брата.

— Надо было дать ему умереть на поле боя, — пробормотал Гаррен. Спасенная жизнь стала проклятьем для них обоих. Но ведь Уильям знал, что его травят. В голове его зашумел предательский гнев. — Если он все знал, то почему ничего не предпринял?

Она сплелась с ним пальцами.

— Его разум ослаб из-за болезни. Может быть, не вся пища была отравлена. Может быть, его кормили насильно. Или же он считал, что правильнее обратиться за помощью к Господу.

— Но почему не ко мне? — Почему я ничего не замечал? Чувство вины вонзило свои клыки в его сердце. Ричард убивал Уильяма у него на глазах, а он оставался слеп.

— Как он мог — без прямых доказательств? — спросила она. Ее голос был полон сочувствия, в котором он себе отказывал.

— Мне хватило бы одного его слова. — Как ему исправить свою промашку? Может, вернуться в замок? Но он даже не знал, жив ли Уильям. По его плану Гаррену полагалось доставить послание, которое изобличит Ричарда, но что-то пошло наперекосяк. А вдруг, Церковь не накажет убийцу? — Я заставлю Ричарда заплатить за все.

Она стиснула его руку.

— Потому он и не хотел, чтобы вы знали. Но погодите. Это еще не все. Дальше он говорит о вас. — Она откашлялась и, закрыв глаза, вновь принялась цитировать: — Я требую, чтобы Церковь наказала Ричарда за убийство. Также я прошу короля отписать мои земли и все имущество, которое после моей кончины унаследует Ричард, моему другу Гаррену, ибо при жизни именно он был мне настоящим братом.

Ноги у Гаррена подкосились, и он едва не осел вместе с Доминикой на землю. Дом. Плодородные поля и ослепительно-зеленые холмы. Место, где можно провести жизнь, состариться и умереть.

Но цена — жизнь Уильяма — была слишком высока.

— Я никогда его не просил… Мне ничего от него не нужно, по крайней мере, не так. — Он силился разглядеть в темноте ее глаза и молился, чтобы она ему верила. — Да и король никогда не даст своего согласия, — прибавил он, поразмыслив.