Блайт Гиффорд - Дева и плут

— Я должна прийти к Блаженной Ларине как положено — скромной грешницей, — упорствовала она.

Ее святилище оказалось не менее скромным, подумала Доминика.

В золотистых лучах умирающего солнца усыпальница Блаженной Ларины почти сливалась с островком, на котором стояла. Возведенная любящими, но неискушенными руками, она была обточена ветрами и волнами и сплошь покрыта потеками птичьего помета. Для чаек святилище ничем не отличалось от камня.

— Собор! — фыркнул лорд Ричард. — Это какой-то загаженный камень.

Даже у Гаррена поникли плечи.

Доминика понимала его. Благодарная за то, что он не позволил ей прийти сюда с наивной верой в небесные чудеса, она задумалась теперь о земных. Неужели эта невзрачная усыпальница и есть то вместилище церковного могущества и власти, которое заключит лорда Ричарда в кандалы и предаст суду?

— Добро пожаловать, пилигримы. — Из хижины, стоящей на берегу, вышел человечек с растрепанной пегой шевелюрой и на негнущихся ногах заковылял им навстречу. Его круглое лицо расплылось в детской улыбке.

— Сестра Мария! Вы ли это?

Сестра подняла голову с плеча Доминики и, от усталости не в силах открыть глаза, вслепую протянула на голос руки.

— Брат Иосиф? Вы по-прежнему здесь?

Доминика взглянула на Гаррена. Он покачал головой. Этот простодушный старик был не тем служителем Церкви, которого они искали.

Брат Иосиф близоруко всмотрелся в бледное лицо сестры, и его улыбка погасла.

— Вы занедужили? — Он погладил ее по руке своими пухлыми пальцами. — Ничего. Блаженная Ларина, как и в прошлый раз, подарит вам исцеление.

— Сегодня я пришла за другим, брат Иосиф, — промолвила она.

— Нам нужен священник, который смотрит за усыпальницей, — мягко вмешался в их разговор Гаррен. — Где он?

На круглом лице монаха вновь засияла детская улыбка.

— В усыпальнице, где же еще.

Лорд Ричард хохотнул.

— Спроси дурака — получишь дурацкий ответ.

Доминика поморщилась от его грубости, но светлая улыбка брата Иосифа осталась незамутненной. Она придвинулась к Гаррену и кивнула на три лодчонки, которые покачивались у берега.

— Можно взять лодку и сплавать туда, пока не стемнело.

Разумом брат Иосиф был простоват, но слух у него был отменный. Он решительно затряс волосами, напоминая вылезшего из воды пса.

— Нет-нет-нет. Лодки только затем, чтобы возить припасы.

— И как же нам добраться до острова? — презрительно поинтересовался лорд Ричард. — Вплавь?

— Ползком, — ответил брат Иосиф с блаженной улыбкой, а сестра Мария кивнула. — Во время отлива.

Не обращая внимания на охи и ахи за спиной, Доминика стиснула зубы. Если для того, чтобы доставить послание, нужно ползти, она поползет.

— А когда будет отлив? — терпеливо спросил Гаррен.

— Завтра в полдень. Но святилище наше очень маленькое. За раз его можно посетить только троим. Дайте-ка я вас пересчитаю. — Брат Иосиф обошел паломников, дотрагиваясь до их носов и по очереди загибая пальцы. Сбившись со счета, он начал заново и, когда его усилия наконец увенчались успехом, улыбнулся. — Чтобы там побывали все, потребуется четыре дня.

Лорд Ричард, заулыбавшись, чуть ли не облизнулся, а Доминику пробрала дрожь. Им нельзя ждать так долго. В любой из этих четырех дней он может убить их.

Рядом послышался слабый, дрожащий голос:

— Пожалуй, теперь я бы прилегла.

Доминика бросилась к сестре, устыдившись, что, пусть всего на мгновение, но позабыла о ней. Гаррен оказался быстрее. Подхватив монахиню, он понес ее к хижине. Она обмякла у него на руках.

— Отнесите сестру Марию ко мне, — сказал брат Иосиф.

Доминика пошла вслед за ним в хижину, возле которой на треснутой деревянной скамье были разложены памятные сувениры.

Свинцовые перья. Тяжелые, как груз у нее на сердце.

Хижина представляла собой глинобитную сараюшку для временных ночевок паломников, а в закутке брата Иосифа не было ничего, даже очага. Только круглая толстая свеча на железном штыре в углу да охапка соломы на земляном полу — ровно напротив маленького квадратного окошка, из которого была видна усыпальница.

— Так он подает мне сигнал, — сказал брат Иосиф, зажигая драгоценную свечу, — когда ему что-нибудь нужно.

Доминика расстелила поверх соломы свой балахон, а Гаррен бережно опустил на него сестру, чтобы она лежала с видом на остров, к которому так долго и тяжело шла.

— Я буду снаружи, — сказал брат Иосиф и оставил их одних.

За ее спиной надежным живым щитом сидел Гаррен. Она давно не воспринимала его, как Спасителя, однако каким-то странным образом, но он ее спас. Спас от глупых иллюзий. А она даже не сказала ему спасибо. Теперь, когда Доминика молилась за здоровье сестры, она уже не верила в то, что Господь ее слышит. Она верила только в то, что могла сделать сама: доставить послание, которое привлечет убийцу к ответу.

— Послание у вас? — прошептала она.

Он кивнул и задержал на ней взгляд.

— Доминика, когда мы вернемся, можно сделать так, что…

— Пост? Ну нет. Поститься я сегодня не буду! — взревел снаружи лорд Ричард. — У меня разбиты ноги! Лучше принеси в эту лачугу еды.

Вздохнув, Гаррен встал и расправил плечи.

— Мне нужно идти.

Доминика в который раз восхитилась тем, с каким терпением он — неверующий — возится с пилигримами и несет на себе бремя лидерства.

Когда он ушел, на его место проскользнула Джиллиан. Благодарная за ее молчаливую поддержку, Доминика сняла с головы сестры черное покрывало и развязала белоснежный монашеский плат. По соломе рассыпались тонкие пряди поблекших волос. Вдвоем они осторожно раздели ее и накрыли подаренным Джиллиан покрывалом. Сестра так исхудала, что ее тело под покрывалом было почти незаметно.

Иннокентий, улегшись рядом, подсунул свой холодный нос под ее руку, и сестра медленно почесала его за ухом. Она была так слаба, что казалось, жизнь теплится только в кончиках ее пальцев.

Зашел Лекарь. Руки его были пусты, и Доминика поняла, что подогретого вина сегодня не будет. Джиллиан подвинулась в сторону, чтобы он смог проверить лоб сестры и дотронуться до ее узкого запястья, где тоненькой ниточкой еще билась жизнь.

— Она поспит, и ей станет лучше, — произнесла Доминика, будто по-прежнему верила в то, что ее желания могут воплотиться в жизнь.

— Дай-то Бог. — В его глазах, за набрякшими веками, стояла горькая правда. Лучше сестре Марии уже не будет.

Джиллиан, обняв ее, вышла, и Доминика осталась наедине с затрудненным дыханием сестры и скорбным взглядом Иннокентия.

Ребенком она часто расправляла пальцы поверх ладони сестры и мечтала, чтобы на ее среднем пальце появилась такая же мозоль и вмятинка, продавленная пером. Теперь, в тусклом свечном свете, она увидела, что ее кисти переросли любимые руки, а маленькая шишечка на костяшке могла сравниться с той, что была у сестры.