Блайт Гиффорд - Дева и плут

Приближаясь к высоким скалам, которые обрушивались в море, она замахала руками, запрокинула голову, завертелась, закружилась в безумном танце, не обращая внимания на то, куда ступают ее ноги. Волна, ударившись о камни, разбилась на мириады брызг, орошая ее медовые волосы.

Сердце его разрывалось от страха опоздать, и тогда он начал молиться.

Спаси ее, Боже, и я отдам ее Тебе .

Она раскачивалась из стороны в сторону, больше не отличая низа от верха, моря от берега, не осознавая, что еще один шаг — и под ее ногами окажется воздух.

Он сделал отчаянный рывок вперед и сбил ее с ног. Они покатились по земле.

— Ненормальная! — заорал он наперекор ветру, а сам ощупывал ее голову, плечи, скользил ладонями по спине, проверяя, все ли косточки целы. — Ты же могла убиться! — Он притиснул ее к себе, вслушиваясь в ее дыхание, впитывая ее запах, уговаривая себя поверить в то, что не потерял ее.

Она заерзала на его груди, и он перевернул ее на спину, укрывая собой. Дыхание ее было неровным, глаза закрыты, но она была жива.

Она была жива.

— Больше никогда меня так не пугайте, — прошептал он, прижимаясь губами к мягкому, теплому местечку на изгибе ее шеи, где бился пульс.

Крики чаек над ними походили на воронье карканье. Лежа под ним, она открыла глаза и мечтательно улыбнулась сквозь пряди волос, которые ветер задувал ей на лицо. Гаррен снял с нее тяжесть своего тела, и она села. Заглянув в ее глаза, он понял, что она не видит ни его, ни окружающую реальность.

— Зачем вы остановили меня? Я почти взлетела. — Она заморгала и непонимающе помотала головой. И вдруг словно прозрела. — Ох, точно. Вы правы. — Пошарив за воротом балахона, она сунула ему в руки измятое послание. — Оно же могло выпасть в море.

Он убрал потрепанный, согретый теплом ее тела пергамент за пазуху.

Не успел он опомниться, как она встала на четвереньки и поползла к морю. Он поймал ее за руку, но их силы были равны, будто сам Господь пришел ей на помощь и потащил вперед. Волосы трепетали за ее спиной точно флаг на ветру, и Гаррен, усилив хватку, навалился на нее всем телом, а она, выворачивая ему плечо из сустава, продолжала упрямо рваться к краю.

— Пустите. Сейчас я вам покажу. — Соленый ветер подхватил ее легкий, точно перышко, смех. Бесстрашная, одурманенная верой, она крылом отбросила свободную руку в сторону. — Дух снова здесь. Я его чувствую. Я смогу взлететь.

Его колотила дрожь, но не от ветра. Он сцепил руки в замок за ее спиной, изо всех сил стараясь удержать ее на месте и привести в чувство.

— Нет, Доминика, не сможете. И никто не сможет.

— Ларина смогла!

— Ника, это просто легенда. Люди не умеют летать.

Откуда-то из-за деревьев, как из далекого прошлого, донесся крик Саймона, а может Джекина, но слова не смогли пробиться сквозь ветер. Сейчас в его реальности существовала только она одна — и она ужом извивалась в его объятиях, толкалась ладонями в грудь, неистово стремясь высвободиться.

— О чем вы? Затем мы сюда и пришли. Затем вы и принесли ее перья. — На последнем слове она перестала вырываться и тронула серебряную коробочку, висевшую у него на груди. Потом зажала ее в кулаке и подняла глаза. Они горели тем самым пронзительным синим пламенем, который пугал настоятельницу. — Дайте мне перья. Тогда я точно смогу взлететь.

Он вывернул из ее пальцев коробочку и развернул ее, блокируя своим телом проход к обрыву.

— Они не настоящие. — Как он ни старался, говорить спокойно и мягко не получалось. Чтобы перебить ветер, приходилось кричать.

Он потряс серебряной коробочкой у нее перед носом, пытаясь ее образумить, и она в замешательстве склонила голову набок, будто он обратился к ней на плохой латыни.

— Что вы хотите этим сказать? — Когда оцепенение прошло, все ее существо начала сотрясать дрожь, как если бы у нее и впрямь выросли и забились позади крылья. — Конечно же настоящие. Я сама их видела.

В ушах зашумело от гнева. Он возненавидел всех и вся — ее идиотскую веру, лживую Церковь, Ричарда, мать Юлиану, все, что привело их на край обрыва. И себя в том числе.

— Ника, это просто перья. — Неугомонный ветер подхватил его слова и швырнул ей в лицо. Он спас ее. Он будет оберегать ее любой ценой. И плевать, что придется ради этого сделать. — Обычные перья. То, что вы видите, то они и есть. И ничего больше.

Он отпустил ее, но ненадолго, только затем, чтобы раскрыть покореженные створки реликвария.

Гусиные перья взметнулись на ветру в небо. Вскрикнув, она вскочила и подпрыгнула за ними, но смогла ухватить только воздух.

Перья понесло к морю.

Он сжал ее запястье, но уверенность в святости никчемного пуха многократно увеличила ее силы, и она поволокла его за собой к обрыву. А перья закружились в воздушном вихре, заплясали рядом с чайками и наконец исчезли в вышине.

Когда она оглянулась, он увидел, что страстная, ожесточенная вера в ее глазах борется с сомнением.

— Как вы могли выбросить перья Ларины?

В его ушах ревел неугомонный ветер и крики чаек.

— Вы так и не поняли? — Он сгреб ее холодные пальцы. — Это обычный гусиный пух. Он валялся на земле, а я его подобрал.

— Нет. Неправда. — Она отпрянула и, отбиваясь от его слов, замахала руками. — Вы же сказали, что они из крыла Ларины.

Она сама сделала этот вывод, а он не стал возражать. Но сейчас это не имело значения.

— Я солгал.

Вздрогнув, она окаменела.

— Спаситель солгал?

— Я никогда не называл себя Спасителем. Это слово придумали вы.

— О чем еще вы солгали?

О многом. Знать бы, с чего начать…

— Ника…

Стиснув кулаки, она вытянула руки по швам.

— Вы сказали, что я вам небезразлична. Это тоже ложь?

— Нет. — Она должна это знать. — Зачем иначе я не дал вам разбиться насмерть?

— Лучше бы вы дали мне прыгнуть. Даже если бы я не взлетела, то по крайней мере умерла бы счастливой. Но нет. Вам снова понадобилось разыграть из себя Спасителя. — Она горько рассмеялась, и эта горечь была ему хорошо знакома. — Вам мало того, что у вас самого нет веры? Надо и мою уничтожить?

— Господь не всегда отвечает на наши молитвы так, как нам того хочется. — Банальные слова горчили на языке.

— И это говорит человек, который вообще не верит. — Побежденная, она тяжело осела на землю. Ее вера — сильная, живучая, гибкая — стала твердой и хрупкой, и он понял, что разобьет ее вдребезги, если дотронется до нее.

Спаси ее, Боже, и я отдам ее Тебе .

Да, Бог ответил на его молитву, но совсем не так, как он ожидал.

«Моя вера в Гаррена была похожа на молитву», — думала она, глядя, как волны разбиваются о скалы, распугивая чаек. Бог ответил, и этот ответ был жесток.

Волна ударила снова, так яростно, что соленые брызги долетели до ее лица и крошечными капельками осели на губах. Со скалы сорвалась птица. Расправив серые, с черными кончиками крылья, она зависла над скалами, но оказалась не в силах побороть сопротивление ветра и подняться выше. В конце концов она покорно опустилась на прежнее место и сложила крылья.