Марина Одинец - Блуждающий огонек

На несколько долгих минут в кабинете повисло напряженное молчание. Отступив от затихшей супруги, Юрий Александрович окинул детей сокрушенным взглядом и усталым жестом скрестил руки на груди. Тишину нарушил его голос, звучавший на редкость твердо и непреклонно:

— А теперь послушайте меня, Софи. Я больше никогда не допущу ничего подобного. В прошлом я почти не принимал участия в судьбе своей дочери, позволив себе пойти на поводу у вас, но теперь все будет иначе. Я принял решение. Наша дочь останется здесь, с нами, навсегда. И я не собираюсь спорить по этому поводу.

— Здесь? — прохрипела мать, и ее лицо собралось в жалобную гримасу, словно она собралась плакать. — И вам безразлично, что…

— Мне безразлично все, кроме счастья моих детей, — оборвал ее Юрий Александрович. — Катя останется здесь. И вы больше никогда не поднимете на нее руку. Саша, — после паузы окликнул он сына, — уведи сестру и… позаботься о ней.

— Хорошо, отец, — отозвался Александр, не глядя на родителей.

Прежде чем уйти, он критически осмотрел растрепанную Катю и принялся вынимать оставшиеся шпильки из ее развалившейся прически, кидая их в ближайшее кресло. Тщательно пригладив волосы сестры, неумело заплел некое подобие косы и, удовлетворившись результатом, кивнул:

— Идем, Катюшка.

Взяв сестру за руку, он молча вывел ее из кабинета. Катя шла, как сомнамбула, едва переставляя ноги.

Когда взойдя на антресоли, они вошли в ее комнату, девушка без сил опустилась на кровать. Александр сел рядом и обняв сестру, привлек ее голову к себе на плечо. Они долго сидели так, не произнося ни слова. За окном шумел дождь, и на душе у обоих было так же промозгло и скверно.

— Саша, — наконец тихо выговорила Катя, — в чем я провинилась перед maman?

Александр тяжело вздохнул.

— Ни в чем.

— Тогда почему…

Александр поднялся.

— Ты прости, Катюшка, я не могу тебе этого рассказать. Мы… все очень виноваты перед тобой, — не без труда выговорил он. — Но я обещаю тебе, что сделаю все, что от меня зависит, чтобы ты была счастлива.

Катя медленно подняла голову и взглянула на него. В чем мог быть виноват Саша? Только в том, что он беспечный мальчишка, у которого ветер в голове? Она тихо отозвалась:

— А что от тебя зависит, Саша?

Александр угрюмо взглянул на нее.

— Об этом мы еще успеем поговорить. Всему свое время. Ты, главное, помни, что все, что было в твоей жизни до этой минуты — осталось в далеком прошлом и никогда не вернется. А теперь у тебя начнется совсем другая жизнь…

— А перстень? — Катя вздрогнула, когда перед ее глазами вновь встало искаженное яростью лицо матери. — Зачем он был нужен ей?

Брат покачал головой:

— Я не знаю, Катюшка. Клянусь тебе, не знаю…

Прошло несколько дней. Как ни странно, маменькина злоба иссякла. Княгиня больше не задевала дочь, но что было тому причиной, — запрет отца или же ее собственное смирение перед тем, чего нельзя было изменить, — оставалось тайной. Она ходила по дому потерянная, жалкая, с заплаканными глазами и даже приказания слугам отдавала тоном умирающей на кресте мученицы. Точь-в-точь человек, который был уже на волоске от цели, но в последний момент вдруг вместо желаемого получил от судьбы издевательский кукиш, подумалось Кате, осторожно наблюдающей за матерью.

Наружно они вели себя так, словно ничего не произошло; иногда даже обменивались парой-тройкой ничего не значащих слов, но отвечая ей, девушка ясно видела: maman ее не слышит. Софья Петровна была совершенно погружена в себя и, казалось, никто из окружающих не вызывает у нее интереса.

Но свойственное Кате живейшее любопытство на сей раз дало осечку: ни малейшего желания проникнуть в этот секрет и искать подоплеку всех происшедших событий, она не испытывала. Хотелось сохранить к матери хоть немного тепла, а способ для этого был только один — не думать.

А дни, насыщенные приятной жизненной круговертью, предоставляли ей для того немало возможностей. Прежде всего, по настоянию отца в Катино распоряжение отдали гостевые покои на втором этаже, и девушка радовалась, что не придется больше ютиться к маленькой комнатке на антресолях. Новая спальня была изящно обставлена и очень уютна, а примыкавшая к ней обширная гардеробная, как надеялась Катя, ей очень скоро пригодится.

Кроме того, княжна наслаждалась обществом отца, который проводил с ней едва ли не все свое свободное время, стремясь компенсировать дочери нанесенную матерью обиду и, несомненно, желая восполнить упущенное прежде время.

Предысторию Катиного появления в доме, включая все ее дорожные приключения, Юрий Александрович узнал в сжатом пересказе сына, о чем Кате было известно. Он не торопился заговаривать с дочерью на эту тему, щадя ее нервы, но Катя надеялась, что всегда сможет рассчитывать на его снисхождение и понимание. Она чувствовала любовь отца так же ясно, как даже незрячий может чувствовать тепло солнечного луча. Что с того, что в прошлом отец, как и Саша, часто был невнимателен к ней. Прошлое осталось в прошлом, и к нему, слава Богу, нет возврата. А в будущем же, как старалась надеяться Катя, ее ждет только хорошее…

Поводов для радости у нее и вправду было теперь немало: впереди был сезон, обещавший множество увлекательных празднеств. Благодаря немалой щедрости отца, готового исполнить любой ее каприз, княжна Шехонская стала одной из самых желанных и почитаемых клиенток модных магазинов на Кузнецком мосту. Для нее были заказаны восхитительные платья, куплены чудные украшения, и Катя уже предвкушала, какой фурор произведет в свете ее яркая внешность в этом роскошном обрамлении. Но удовлетворить Катины аппетиты было не так-то просто, и она продолжала бессовестно пользоваться добротой отца, который беспрекословно исполнял все ее весьма недешевые прихоти. Казалось, князь Шехонской получал от этого только удовольствие, а комплименты красоте и изяществу его дочери, которыми без устали сыпали французские модистки, явно льстили его самолюбию.

— Ну что, Катенька, — спросил он в один из таких дней, когда они вышли из галантерейной лавки, где Катя разгулялась в полную силу, выбирая всевозможные безделушки, — есть еще что-нибудь, что я не купил для тебя?

Катя помолчала, машинально глядя на Неглинную, которая быстрым потоком текла под широченным мостом, застроенным магазинами. Нарядные экипажи, запряженные холеными рысаками, с гайдуками в ярких ливреях, стоявшими на запятках, катили по мостовой. Дамы, — чудо грации и изящества, прогуливаясь в сопровождении своих кавалеров, разглядывали витрины, где было выставлено все, что так дорого женскому сердцу.

Стоял один из тех теплых осенних дней, когда небо кажется прозрачным, как хрусталь, и червонное золото падающей листвы несказанно радует глаз. Приземистая башня Пушечного двора отражается неровными изломами в неспокойной речной воде. Кажущаяся отсюда крохотной утлая лодчонка с рыбаками, переваливаясь, плывет к арочным пролетам моста и скрывается под ними. На пологом склоне берега, где простирается без края роскошная усадьба графа Воронцова, маленькие фигурки прачек в подвернутых до колен платьях полощут белье. И тихий благовест с колокольни Чудова монастыря разносится над водой…