Марина Одинец - Блуждающий огонек

— Ой, давно! — подумав, сообщила Акулина. — Дай Бог не соврать, — еще на Троицу в церкви встретила. А с тех пор и не видала.

— Ну если так, тогда есть смысл уточнить, где сейчас эта барышня. Сможешь, Акулина?

Тетка вздохнула.

— Попробую.

Вошел лакей с сообщением, что барин вернулся и просит барышню спуститься в вестибюль. Катя вскочила, машинально расправляя юбки, и торопливо направилась к дверям.

— Только не тяни с этим, Акулинушка, хорошо? — бросила она на ходу. — Узнай как можно скорее!

И не слушая того, что беззлобно проворчала в ответ тетушка, вновь погрузившаяся в вышивание, Катя поспешила спуститься вниз. Сходя по ступеням парадной лестницы, она заметила отца, который просматривал стопку писем, поданных ему на подносе лакеем, а рядом… Катя издала ликующий вопль, отозвавшийся звонким эхом под сводами вестибюля, и в несколько мгновений одолела оставшиеся ступени.

Рядом с князем Шехонским, боязливо прижимаясь к его боку и озираясь по сторонам, стоял темнокожий мальчик лет восьми-девяти, в синем бархатном камзольчике и малиновых шальварах, с белоснежным тюрбаном на голове, украшенным серебристым пером цапли.

При виде громогласной незнакомки, малыш поспешил спрятаться за спину князя, но, не сдержав любопытства, все же высунул голову, настороженно разглядывая приближавшуюся Катю.

— Ne crains pas, Chanku, (Не бойся, Шанку (франц.) — усмехнулся отец, ободряюще похлопав его по плечу. — Это твоя новая госпожа, княжна Катрин. Она не кусается.

Катя засмеялась, наклонившись к негритенку, мягко потянула его к себе, и тот, обреченно вздохнув, покинул свое убежище за спиной князя. Поднял на девушку жгучие глазищи, синеватые белки которых так и сверкали на черном личике, не без достоинства поклонился и произнес нежным голоском:

— Bonsoir, Mademoiselle.

Умиленная Катя опустилась на корточки и порывисто прижала ребенка к себе.

— Он просто чудо! — с восхищением глядя на свою так скоро воплотившуюся мечту, воскликнула она. — Такой славный!.. Как тебя зовут, малыш?

Похоже, мальчик понял вопрос, но князь ответил раньше, опередив его:

— Его зовут Шанку. Он немного знает по-русски, но в основном тебе придется общаться с ним по-французски, если, конечно, ты не решишь с его помощью изучать абиссинский. Впрочем, он еще неплохо болтает по-турецки.

— Он абиссинец? — Катя поднялась на ноги, наконец оставив смущенного арапчонка в покое, но по-прежнему не сводила с него восторженного взгляда.

— Именно. И притом, — добропорядочный православный христианин, — усмехнулся отец.

— Да где же вы взяли его так скоро? Я и не надеялась почти…

— Просто повезло. Выиграл в карты у графа Головкина. И, кстати сказать, граф был счастлив оплатить свой долг предложенным мною способом.

— Отец! — Катя с нежностью обняла его, расцеловала в обе щеки. — Как мне благодарить вас?

— Не беспокойся на этот счет, Катенька, — отозвался отец, возвращая ей поцелуи. — Мне было очень приятно доставить тебе эту радость. Я очень надеюсь, что вы с Шанку подружитесь.

— Я не сомневаюсь в этом! — повернувшись к Шанку, Катя с улыбкой протянула ему руку, и тот застенчиво вложил в ее ладонь свои черные пальчики…

[1] Царь Петр I (1682–1725).

Появление в доме арапчонка вызвало немалый интерес челяди. Катя помнила, что когда-то давно в доме был чернокожий дворецкий, впоследствии умерший от горячки, но уже много лет единственными чужеземными слугами Шехонских была горничная Софьи Петровны, турчанка Алтынбасак и двое гайдуков-албанцев.

Кстати сказать, увидев Шанку, который немало оробел при появлении хозяйки дома, Софья Петровна не выразила ни малейшего недовольства, которого так ждала и боялась Катя. Но, видимо, maman уже знала, что арапчонок достался князю практически даром. Не без интереса оглядев ребенка, она спросила у Кати, где намеревается дочь устроить своего нового пажа.

— В своей гардеробной, maman, — почтительно ответила Катя. — Надеюсь, вы не возражаете?

Софья Петровна покачала головой и, подумав, прибавила:

— Тебе следует проследить за тем, чтобы он держался подальше от людской и не общался с дворовыми. Бог знает, чему они его научат.

Совет был вполне разумный: в домах знати и вправду было принято держать чужеземных слуг обособленно от прочей челяди, и отношение к ним было гораздо более милостивым. Хотя об этом и не принято было говорить вслух, но все эти уроженцы заморских стран, привезенные, как трофеи, из военных походов или купленные здесь же за большие деньги, считались свободными людьми в отличие от крепостных и даже получали жалованье за свою службу. Дворня, как правило, недолюбливала «басурман», завидуя их лучшей, как они считали, судьбе. А маленького мальчика, такого, как Шанку, несомненно, могли и обидеть. Так что, слова матери Катя с благодарностью приняла к сведению.

Остаток вечера она провела, устраивая Шанку в своих покоях. В ее гардеробной для мальчика поставили удобную кровать, там же разместились его скромные пожитки, привезенные из дома Головкиных.

Катя пыталась разговорить Шанку, расспрашивая его о прежней жизни, но то ли малыш был слишком застенчив, то ли действительно почти ничего не помнил о том, что было до его появления в семье графа Головкина. Он упомянул только о «большом корабле», на котором, как поняла Катя, попал в Россию и о камеристке супруги своего прежнего хозяина, по его словам, «очень доброй», по которой он, видимо, немало скучал. Катя почувствовала себя виноватой. Но дело было сделано, и она надеялась, что со временем Шанку привыкнет и к ней, перестанет дичиться и станет более открытым.

Впрочем, внимание новой хозяйки к своей персоне мальчик переносил вполне терпеливо, лишь немного смущаясь, когда Катя разглядывала его, любуясь оливковой кожей, гладила жесткие, шероховатые кудри и с удивлением изучала светлые ладошки с темными прожилками линий. Он был так очарователен, что ей поминутно хотелось тискать его, играясь, как с младшим братишкой, которого у нее никогда не было. Хотелось выпытать все его секреты, все радости и печали, сделать счастливым, заставив поверить в то, что он для нее отныне — важная часть жизни, а вовсе не экзотическая модная игрушка. Конечно, в первоначальном желании иметь при себе арапчонка, присутствовала и эта, не слишком красившая ее мысль, но воочию увидев Шанку, Катя об этом больше не думала. Он станет для нее младшим братом, которого ей всегда не хватало. А все остальные пусть думают как им угодно. Только доверие самого Шанку имело значение для нее…

Он немного грустил, когда пришло время укладываться спать. Первая ночь в чужом доме, — Катя прекрасно его понимала. Она долго сидела у его кроватки, прислушиваясь к тихим, но очень горестным вздохам, но наконец малыш все-таки заснул.