Анна Рэндол - Грехи негодяя

Серый Шарф скрылся из виду, но он был не из тех, кто легко сдается. И действительно, вскоре на лед, совсем рядом с Клейтоном, упал крупный булыжник. Раздался громкий треск, и во все стороны полетели острые льдинки.

Второй булыжник пробил лед насквозь. Было видно, как в черной полынье плавали небольшие куски льда.

Клейтон попятился к ограждению набережной, но ему ничем не могли помочь гладкие замерзшие камни. Черная вода сочилась сквозь образовавшиеся трещины и разливалась у него под ногами.

Теперь над ограждением снова появилась голова Серого Шарфа. Его рот был прикрыт шарфом, но Клейтон понимал, что тот злобно ухмылялся, поднимая очередной булыжник прямо над его головой. Было ясно: даже если ему удастся увернуться от камня, он отправится на дно вместе с ним.

– Отойди от него! – раздался вдруг голос Оливии.

Какого черта?! Что она здесь делает? Она же должна была находиться под охраной полиции.

Проклиная слабую правую руку, Клейтон воткнул кинжал в шов между гранитными блоками, игнорируя острую боль в плече.

Тут Оливия снова заговорила:

– Я сказала, отойди от него.

– Ты не нажмешь на спусковой крючок, девочка. – Это были первые слова Серого Шарфа; его голос оказался гораздо выше и мягче, чем ожидал Клейтон.

«Наверное, она подняла пистолет убитого», – решил Клейтон. Он подтянулся и уперся локтем в ограждение. Оливия же стояла в десяти футах от него, сжимая в руке пистолет. Ее шляпка где-то потерялась, и золотистые волосы рассыпались по плечам. Настоящая валькирия. Защищающая его валькирия…

– Я никогда не отступаю, – заявила она.

Серый Шарф хихикнул и поднял повыше камень.

Оливия выстрелила.

Серый Шарф упал, а булыжник, выпавший из его рук, зарылся в глубокий снег.

Клейтон сделал над собой титаническое усилие – и выбрался на улицу.

Оливия шагнула к нему шаг – и без сил рухнула в снег.

«Я должен добраться до нее», – говорил себе Клейтон. Было очень больно дышать, а в глазах мутилось от удара по голове. Но он упрямо тащился к Оливии по глубокому снегу.

Ему удалось преодолеть не больше фута, когда Оливия встала. Ее лицо было белее снега – лишь местами виднелись красные пятна от мороза. Она покачнулась, но упрямо расправила плечи и пошла к Клейтону, стараясь не смотреть на лежащие вокруг тела.

– Он не умер, – сказал Клейтон.

Как будто утверждая его слова, Серый Шарф застонал. Оливия отшатнулась. А ее выстрел, как выяснилось, привлек внимание – люди уже выглядывали из окон и дверей.

– Нам необходимо убраться отсюда, прежде чем он очухается, – сказал Клейтон. Пока он двигался медленно, боль была терпимой. Проходя мимо сутулого, он стащил с него шарф и отдал Оливии, чтобы та обмотала голову и не отморозила уши. Но пальцы его ног в кожаных сапогах совсем онемели. А на Оливии были совершенно непрактичные полусапожки, которые вынуждены носить женщины. Она, вероятно, ног не чувствовала, и с этим надо было что-то делать. Немедленно! Ей следовало побыстрее выбраться из снега.

Она вдруг споткнулась, толкнула его в больной бок, и оба упали на колени.

– Люди не… замерзают на городской улице… до смерти, – сообщила она, стуча зубами.

Клейтон не мог ей соврать.

– Увы, замерзают, – возразил он. – Здесь – каждый день. – И именно это сейчас грозило им обоим.

– Мое почтение! – послышался мужской голос. И за их спинами раздался скрип снега под полозьями саней.

«Господи, сделай так, чтобы это были наемные сани», – взмолился неверующий Клейтон, одновременно доставая последний сохранившийся нож.

– Ясно, что только один человек мог оставить столько тел на улице Санкт-Петербурга.

– Йен! – радостно воскликнул Клейтон. Он едва держался на ногах, но все же посадил Оливию в сани раньше, чем они успели остановиться. – Ее надо немедленно доставить в тепло! – Он схватил красные руки Оливии и принялся их растирать.

Когда ее пальцы стали теплыми, Клейтон расстегнул на себе одежду и прижал ее руки к своей обнаженной груди…

– Я куплю тебе дюжину пар перчаток, и ты будешь их постоянно носить, – выпалил он.

– Все одновременно? – очень тихо проговорила Оливия.

– Да, черт возьми! И летом – тоже. – А еще он накормит ее шоколадом, лепешками и самыми экзотическими сладостями, которые сможет здесь найти. А потом закутает ее в самые теплые меха и усадит у огня. – Дай мне твое одеяло, Йен.

Тот снял со своих плеч одеяло, и Клейтон накинул его на Оливию. А она ощупала его бок и спросила:

– У тебя сломаны ребра?

Клейтон пожал плечами:

– Возможно, есть трещины, но переломов нет.

– Что я слышу? Ты позволил кому-то бить тебя по ребрам?

Дружеская насмешка Йена не обидела Клейтона, и он кивнул:

– Да, так уж получилось.

Оливия же нахмурилась и заморгала, пытаясь стряхнуть снежинки, налипшие на ресницы. Потом воскликнула:

– Но их было шестеро!

Йен фыркнул.

– Теряешь форму, старина. Ты разве никогда не рассказывал ей, как взял на себя целый полк французской кавалерии?

– У меня тогда была пушка.

– Судя по выстрелу, у тебя на этот раз был пистолет.

– Нет, – сказал Клейтон. – Стреляла Оливия.

Йен немного помолчал, всматриваясь в лицо друга.

– Знаешь, хорошо, что мы снова вместе.

– Да, очень хорошо, – согласился Клейтон. Он даст ей второй шанс. Несмотря на ее признание, сделанное накануне, это – его долг. Кстати, то, что она сказала правду, тоже говорило в ее пользу. Так что решение оказалось вовсе не таким трудным, как можно было ожидать.

Приняв такое решение, Клейтон сразу почувствовал себя лучше. Словно наконец отыскал недостающую часть головоломки.

Тут сани остановились перед довольно скромным особняком. Йен спрыгнул на снег, вошел в дом, а через несколько минут вернулся. Весело улыбаясь, он предложил Клейтону и Оливии следовать за ним.

– Раздевайтесь и грейтесь, – сказал он, снова улыбнувшись.

– Что? – Оливия решила, что ослышалась.

Но Клейтон уже выносил ее из саней.

– Отдельный кабинет? – спросил он у друга.

– Самый лучший, – ответил Йен. – Я велел также принести бумагу и чернила. Поблагодаришь меня позже.

У входа в дом висела маленькая табличка, но ее запорошил снег, и прочитать, что на ней написано, было невозможно. У порога их встретили двое громил, очень легко одетые – в белые свободные штаны и рубашки. Они низко поклонились и повели гостей внутрь. И лишь один из них бросил любопытный взгляд на распухшее ухо Клейтона и кровь, сочившуюся из пореза на лбу.

Воздух в доме был тяжелым и очень влажным. Гул голосов изредка прерывался громкими шлепками.

Мужчины остановились перед одной из дверей и открыли ее. Дым – нет, пар – вырвался наружу и клубами поплыл по коридору. Вслед за паром вышел человек и уставился на вновь прибывших. Из одежды на нем было только полотенце, которое он обмотал вокруг бедер. Его спина была покрыта красными полосами.