Анна Рэндол - Грехи негодяя

– Баня? – спросила Оливия, хотя уже знала ответ.

– Да, – кивнул Клейтон. – Йен считает себя большим шутником. Но теперь у нас есть время и место, где мы можем согреться, пока он ищет место для ночлега.

Объяснив банщикам, что никакая помощь им не нужна, Клейтон дал им несколько копеек за бадью воды и чистые полотенца.

Оливия прошла сквозь завесу пара. Воздух в комнате, казалось, горел. Другого объяснения тому, как каждый вдох буквально обжигал, просто не было. Она была вынуждена вдыхать только крошечные порции воздуха, поскольку глубокое дыхание отдавалось острой болью в груди. Причем воздух имел слабый запах хвои, – вероятно, от грубых досок, которыми были обшиты стены, и массивных широких скамеек. А в дальнем углу комнаты горело две свечи.

Оливия с Клейтоном какое-то время постояли у порога, привыкая к жару. Таявший лед стекал с шапки Клейтона по засохшей крови из пореза на лбу, оставляя чистые полоски.

Наконец Оливия, взяв полотенце, обмакнула его край в воду.

– Мы должны промыть твою рану.

Клейтон криво усмехнулся:

– Вряд ли эту царапину можно считать раной.

Порез выглядел не так уж плохо – был длиной всего около дюйма, да и кровь из него уже не сочилась. Но Оливии необходимо было делать что-то. Она не могла не прикасаться к Клейтону.

Он невероятный, устрашающий мужчина. Ей еще не приходилось видеть человека, который двигался с такой грацией и смертоносной силой.

– Все шпионы умеют так драться?

Клейтон даже не поморщился, когда она промывала порез.

– Большинству известных мне полезных приемов меня научил Йен. Но все шпионы проходят обучение.

– Ты был великолепен.

– У «Трио» было больше практики, чем у многих других. – После короткой паузы он наклонил голову и с удивлением проговорил: – Я думал, что такое признание дастся мне с большим трудом. Видишь, что ты со мной сделала?

– Что я сделала?

Клейтон начал раздеваться и первым делом снял перчатки. Оливия молча порадовалась, что он теперь не стыдился своей изуродованной руки.

– Выбирайся побыстрее из своих мокрых вещей, и я покажу тебе кое-что, – пробурчал Клейтон.

Очевидно, он сомневался, что она достаточно быстро выполнит его указание, поэтому принялся активно ей помогать. Заметив пороховой ожог у нее на руке, он сказал:

– Когда я тебе в следующий раз прикажу бежать, не возвращайся.

– В прошлый раз твоя смерть обошлась мне слишком дорого, – ответила Оливия.

Клейтон положил ее мокрую накидку на скамью у двери.

– Если бы мы оба умерли, некому бы было выполнить расшифровку.

Оливия промолчала. Ей казалось, она действовала самоотверженно и бескорыстно, но, оказывается, проявила эгоизм. Неужели действительно?…

Она погрузилась в свои мысли и опомнилась только тогда, когда ее мокрое платье тоже упало на скамью. За ним последовали нижние юбки и корсет. Оливия сбросила полусапожки и осталась в сорочке и чулках. Она понимала, что должна чувствовать себя ужасно неловко, но не чувствовала.

– Что ты хотел мне показать?

Клейтон взял тряпочку, намочил ее в холодной воде и протер ей лицо.

– Русские утверждают, что баня обладает большой восстановительной и укрепляющей силой.

Оливия проглотила застрявший в горле комок.

– Правда? – Тряпка была жесткой и шершавой, но ее прикосновение к коже давало восхитительные ощущения. Как и пристальный взгляд Клейтона. – Это все из-за пара? – пробормотала она.

– Пар – лишь небольшая часть древней традиции. Прогревшись паром, русские голыми выбегают на улицу и валяются в снегу.

Оливии тотчас захотелось остудить свою перегретую плоть холодным пушистым снегом. Странно… Как она могла ненавидеть холод всего несколько минут назад?

– Голые? – переспросила она. – Но ведь ты не голый.

Клейтон хмыкнул и пробурчал:

– Я должен сначала позаботиться о тебе.

– Ты всегда так делаешь.

Рука Клейтона дрогнула.

«Может быть, я сказала слишком много?» – промелькнуло у Оливии.

– Значит, русские голыми валяются в снегу? А что они делают потом?

Он продолжил протирать прохладной тряпочкой ее шею.

– Потом они возвращаются в парную и льют еще больше воды на угли, чтобы повысить температуру.

Интересно, зачем им для этого вода? Ведь комната нагревается сама по себе… Немного поразмыслив, Оливия спросила:

– А потом?

– Потом банщики трут их тела, снимая напряжение и успокаивая боль в мышцах. – Клейтон повернул ее к себе спиной и стал массировать ей плечи холодными от воды пальцами.

«Райское наслаждение!» – мысленно воскликнула Оливия.

Клейтон же добавил:

– А после этого – еще пар и еще холод.

«Еще, еще, еще…» Больше она ни о чем не могла думать.

Оливия вздрогнула, почувствовав воду вместо прикосновения пальцев Клейтона, но тут же пришла в восторг. Ощущение было восхитительным. Прохладная вода стекала с тряпочки под рубашку.

– Никогда не думал, что можно ревновать к воде. – Клейтон провел пальцем по ее ключице, затем – вдоль выреза рубашки и замер, затаил дыхание, ожидая ее решения.

Оливия же точно знала, что если останется неподвижной, то он остановится. Но если она изогнется, направит его руку ниже…

И она изогнулась.

Его рука скользнула ей под рубашку, и Клейтон со стоном накрыл ладонью ее груди и прижал спиной к себе.

– Знаешь, еще никогда в жизни мне не было так трудно сосредоточиться на шифре. Я мог думать только о твоих сосках, представлять, как они выглядят. Десять лет я мечтал прикоснуться к ним. – Он потянул за шнурок, удерживавший ее рубашку на шее, и рубашка сразу соскользнула с плеч.

Движением ладони Клейтон обнажил одну грудь и опустил подбородок ей на плечо. При этом Оливия знала, что он рассматривал ее. Не удержавшись, она тоже опустила глаза. Рука Клейтона казалась темной на фоне ее белой плоти. И почему-то этот контраст стократ усилил ее желание.

А он стал теребить большим пальцем сосок. Его дыхание вдруг стало тяжелым и хриплым, и он пробормотал:

– Ожидание того стоило.

Оливия беспокойно задвигалась и почувствовала, как доказательство его возбуждения уперлось ей в поясницу. Клейтон тотчас застонал, и она снова потерлась об него.

Его рука сжала ее грудь. Вероятно, это ему нравилось. Другая же его рука опустилась ей на живот, потом – еще ниже. Оливия страстно желала, чтобы рука Клейтона коснулась ее… в самом нужном месте, но, увы, он принялся поглаживать ее бедро.

Оливия не удержалась от вздоха разочарования. А он тут же спросил:

– Ты хочешь, чтобы моя рука была в другом месте?

Она судорожно сглотнула.

– Да, хочу.

– На этот раз ты решила обойтись без «пожалуйста»?

Какая тут к черту вежливость?! Желание сжигало ее.

– Прикоснись же ко мне.