Мишель Моран - Дочь Клеопатры

— Ничего. Но тебе не давали возможности!

— Ты, по крайней мере, хотя бы работаешь вместе с Витрувием.

Я помолчала.

— Может, этого хватит для нас обоих.

Мы посмотрели на Юбу, принимавшего поздравления от Агриппы и Клавдии.

— Как только устроишься в новом дворце, — обещал полководец, — мы тут же приедем тебя навестить.

Новоявленный царь только рассмеялся в ответ.

— В ближайшее время я никуда не собираюсь. Нужно еще закончить войну в Кантабрии. Представляете, если Август вернется и обнаружит, что меня и след простыл?

Юлия и Марцелл уединились в дальнем углу триклиния. Я заметила, как она содрогается от рыданий, а он поцелуями утирает слезы счастья со щек. У меня больно сжалось сердце. Оставалось лишь твердо напомнить себе: «Главное — усердно работать с Витрувием и когда-нибудь вернуться на родину, а не питать чувства к римлянину, пусть даже и миловидному».

Но как же трудно было помнить об этом, когда Юлия принялась таскать меня за собой по всем лавкам Форума в поисках идеального свадебного наряда! Из Иберии поступило распоряжение ни в чем не отказывать невесте. На торжество были приглашены все сенаторы до единого.

— Посмотри на все эти ткани, — жаловалась Юлия в ноябре, за месяц до свадьбы. — Шерсть, лен, тяжелые зимние шелка. Где найти что-нибудь подходящее для вуали?

Перед этим мы заглянули в каждую лавку, но так ничего и не отыскали. Дочь Августа заняла кресло торговца, пока этот седовласый мужчина сновал вокруг нас, показывая все новые отрезы.

— Должно же найтись хоть что-то! — настаивал Луций. — Как тебе та красная ткань?

— Слишком плотная.

Мой брат показал ей лоскут алого шелка.

— Слишком блестящий, — поморщилась девушка.

— Лавок уже не осталось, — напомнила Галлия. — Может, пригласить купцов из Остии на Палатин?

— Уже приглашали, — сухо бросила я.

— Тогда выберем что-то в тех сотнях лавок, где мы ходили, — предложил Марцелл.

На ее глаза набежали слезы.

— Тебе все равно, как я буду одета! — Юлия встала. — Появись я хоть в грязной крестьянской накидке, ты и ухом не поведешь!

Марцелл устало переглянулся со мной.

— Это точно. Не поведу. Потому что главное для меня — совсем не вуаль. — Он ласково взял ее за подбородок. — А ты.

Александр наклонился ко мне и шепнул по-парфянски:

— Жалко беднягу. Представь, на что будет похожа их дальнейшая жизнь.

Невеста немного смягчилась, однако страдания из-за вуали разрешились только за восемь дней до свадьбы, во время прощания с учителем Веррием. Занятия в школе подошли к концу. С нового года мой брат и Луций собирались вместе с Марцеллом и Тиберием поступить в особую школу риторики, где обучали ораторскому искусству, а также публичным выступлениям в суде по малозначительным делам. Юлии предстояло вести свой дом, роскошную виллу на Палатине, неподалеку от жилища Агриппы, и вместо зубрежки стихов Гомера или Вергилия устраивать по утрам салютарии, заниматься благотворительностью и возводить здания в свою честь. Витрувий весьма почтил меня предложением учиться у него уже в дневное время, а заодно поучаствовать в строительстве Пантеона Агриппы, театра и новой базилики, заложенной в связи со свадьбой Марцелла. И на сей раз Октавии не пришлось за меня вступаться — наставник сделал это по собственной воле.

Итак, мы шестеро помахали Витрувию на прощание и в последний раз направились через дворик навстречу Юбе и Галлии. Уже сделавшись царем иноземного государства, в знак преданности Августу нумидиец по-прежнему оставался личным телохранителем Марцелла. Хотя я была уверена, что Юлия меньше всех любила занятия, именно у нее в этот миг навернулись слезы. Жених протянул ей льняную тряпицу, и девушка промокнула глаза.

— Ты понимаешь, что это значит? — проговорила она сквозь рыдания.

— Детству конец, — тихо сказал Александр.

— Подумаешь, детство! — вскинулась Юлия. — До свадьбы каких-нибудь восемь дней, а я еще не нашла ткань для вуали!

Марцелл в отчаянии закатил глаза.

— Сходи за покупками вместе с Селеной, — предложил он. — А Юба нас отведет…

— Мы были везде, — вмешалась я. — В Риме уже не осталось места, куда бы мы не ходили.

На Юлию было жалко смотреть. Как же так? Все готово: красно-золотая накидка с прелестной вышивкой; туника из самого нежного шелка; украшенные жемчужинами сандалии; браслеты, белье… Только вуали нет как нет. Казалось, Марцелл сейчас разрыдается вместе с невестой. И тут я кое-что вспомнила.

— А вдруг у меня что-нибудь найдется? В сундуках, привезенных из Александрии. Там были отрезы красного шелка…

— Можно взглянуть? — ахнула Юлия.

Марцелл одарил меня благодарной улыбкой. Волей-неволей пришлось признаться самой себе, что мой поступок не так уж и бескорыстен.

— Ну конечно.

Племянник Августа облегченно вздохнул.

— Наверняка у Селены отыщется что-нибудь подходящее.

Юлия подозрительно покосилась на него, но стоило нам вернуться на Палатин и припасть к сундукам, простоявшим закрытыми более четырех лет, она схватила первый же красный отрез и воскликнула:

— Вот!

Это был остаток материи, из которой мне сшили хитон для последнего пира с мамой. Для Празднества Неразлученных Смертью, куда родители пригласили самых близких и верных людей. Я задумалась. Рассказать или нет? И все же решилась:

— Может, не стоит брать именно эту ткань.

— Почему? — Юлия уже обматывала ей голову.

— Я надевала ее на последний наш ужин с мамой.

— На пир царицы, — прошептала она, любуясь на себя в зеркале.

Алая ткань удивительно подчеркнула густые черные волосы; все прочее девушку не волновало.

— А если она принесет неудачу?

— Глупости, — отмахнулась Юлия. — Суеверия, и только.

— Твой отец решил бы иначе.

— Разве я на него похожа?

Ну нет. Она походила на одну из самых прекрасных невест, которых когда-либо переносили через порог римской виллы. На шее мерцали редкие жемчуга, доставленные с берегов Индийского моря. Когда через восемь дней они же украсят прическу, Марцеллу станут завидовать все мужчины. Я отдала ей шелк. Юлия принялась аккуратно складывать его для портнихи, но вдруг присела на кресло в моей купальне, и по ее щекам заструились слезы.

— Теперь-то в чем дело? — не выдержала я. — Вуаль нашлась. Все готово…

— Знаю.

Юлия печально кивнула, словно признавая, что поступает глупо.

— Тогда что не так?

Она подняла на меня расширившиеся, огромные, как у ребенка, глаза и шепнула:

— Да, но ее там не будет.

Я устыдилась собственной вспышки. У Юлии в жизни не было человека ближе Марцелла. Отец, мачеха, даже сводный брат пеклись о ней ровно настолько, чтобы соблюсти свою выгоду. В мире роскошных шелков и жемчужин, где все вокруг — один сплошной спектакль, Марцелл был единственным источником настоящего счастья, а родная мать не могла даже познакомиться с ним на свадьбе. Я не нашла подходящих слов, и мы посидели в молчании. Все-таки никчемная из меня получилась подруга.