Карен Рэнни - Шотландская любовь

С него и правда довольно на сегодня.

Черт подери, он вот-вот упадет прямо у нее на глазах.

Фергус повернулся к Гордону:

– Проваливай обратно в Англию. Женись на своей мисс Томпсон. Дай Шоне сохранить остатки репутации.

Выходя из зала, он заметил Шону. Ее глаза ровным счетом ничего не выражали, лицо было подчеркнуто равнодушным.

Значит, она все слышала.

– Ты победила. Я продаю замок. Американцы могут оставаться жить здесь, мне теперь плевать.

В гробовой тишине он собрал в кулак остатки достоинства и вышел из пиршественного зала. На этот раз волынка не играла.

Ну теперь жителям Инвергэр-Глен будет о чем посудачить. Последнее появление Имри в свете на много лет вперед обеспечило их темой для разговоров.

Шона вскинула голову, изобразила улыбку и посмотрела Гордону в глаза. Надо прямо сейчас сказать что-то остроумное, очень смешное и, может быть, едкое, чтобы он узнал, что его разговоры о мисс Томпсон ее нисколько не волнуют.

Бедная Шона Имри подарила свою невинность Гордону Макдермонду. А теперь – думаете, она поумнела? Нет же! Она снова в него влюбилась.

Он направился к ней, и улыбка ее, которую она с такой решительностью удерживала на лице, дрогнула.

Шона повернулась и пошла в другую сторону.

– Вы, шотландцы, все ведете себя так глупо? Даже когда для этого нет причин? – поинтересовалась Элизабет, найдя Фергуса в западной башне.

Глупец, он, наверное, считал себя невидимкой? Ведь всем известно, что это его любимое место в Гэрлохе.

Фергус не обернулся и не ответил и вообще никак не показал, что заметил ее появление.

– Я не уйду, ты же знаешь. Хоть и вижу, как сильно тебе этого хочется.

– Я с самого начала тебя обожал, – проговорил он, глядя на ночной пейзаж. – Сколько раз я клялся тебе в любви. Сколько раз я открывал тебе сердце. А теперь, – он повернулся к ней, – ты решила прийти мне на помощь? Зачем? Тебе нравится смотреть на меня униженного?

– А ты унижен? – спросила Элизабет. – По-моему, ты злишься. Ты себя жалеешь?

– Элизабет, уходи.

Он отвернулся к окну.

– Нет, не уйду. – Она сделала несколько шагов к нему. – Твоя сестра считает, что я избегаю тебя из-за твоего ранения. Это неправда, но я начинаю думать, что ты тоже в это веришь.

Она подошла и положила руку ему на плечо. Фергус отшатнулся.

– Ты полагаешь, мне есть какое-то дело до твоей ноги?

Он не ответил.

Она вздохнула:

– У меня не такая славная семья, как у тебя, Фергус.

Он не ответил, только покачал головой.

Ладно, значит, придется сказать полную правду.

– Я не получила ни одного письма от тебя, но даже если бы и получила, это ничего бы не изменило.

Он повернулся и посмотрел ей в глаза:

– Итак, этим все сказано. Ты за этим пришла? Я понимаю, Элизабет. Ты не хочешь иметь со мной ничего общего.

– Нет, Фергус, ты не понимаешь.

– Чего, черт возьми, я не понимаю?!

Она расправила плечи.

– Я не умею читать.

Он посмотрел на нее долгим взглядом. Она отвернулась, потом снова взглянула ему в глаза, желая покончить с этим раз и навсегда.

– Мой отец был вор, а мать – шлюха. Мои братья умеют много чего, и все – противозаконное.

– Я не на твоей семье собирался жениться, Элизабет.

Она не знала даже, что в его утверждении взволновало ее больше: тот факт, что Фергус собирался на ней жениться, или же то, что он, судя по всему, передумал.

– Я родилась в Лондоне, в Кенсингтоне. Это тоже своего рода поле битвы. У моей матери было семеро детей, трое из которых не дожили до трехлетнего возраста. Нас, остальных, послали работать, чуть только мы научились ходить. И некоторыми своими занятиями я бы не стала хвастаться. Я привычна к стирке, но до мисс Найтингейл сама я могла не мыться месяцами. Другой жизни я никогда не знала и даже не представляла себе. Я просто старалась выжить и думала, что так делают все.

Фергус молчал, и потому она продолжила:

– Однажды я заболела и попала в Миддлсекскую больницу. – Элизабет посмотрела в пол. – Только потом я узнала, что это была холера и что сама мисс Найтингейл выходила меня. Услышав, что она собирается ухаживать за ранеными, я взмолилась, чтобы она взяла меня с собой. Я так хотела всему научиться у нее.

Интересно, знает ли Фергус, как тяжело дается ей эта исповедь? Наверное, знает – вот он протянул к ней руку. Элизабет сделала предостерегающий жест: ей не закончить эту историю, если он коснется ее.

– Мне некуда было идти, Фергус, но я хотела стать сестрой милосердия не поэтому. Я чувствовала, что, помогая другим, я могу забыть, откуда я родом. – Она шагнула к одному из окон. – Мисс Найтингейл научила меня всему. Я стала говорить, как она, одеваться, как она, я научилась быть лучше той, какой была прежде. Я узнала, что могу позаботиться не только о себе, но и о других.

– Элизабет, ты так далека от своего прошлого…

Она посмотрела на него.

– Элизабет, ты думаешь, для меня имеет какое-то значение твоя семья? Я вот вышел из семьи с трехсотлетней историей – и получаю жалкие гроши пенсии. – Он раскинул руки, словно желая объять весь Гэрлох. – Я лэрд. Этот величественный древний замок принадлежит мне, но у меня нет денег, чтобы починить крышу или купить овец.

– Ну и хорошо, – просто сказала она.

– Хорошо? – Его брови взлетели вверх. – Хорошо?!

– Фергус, ты выдающийся человек, ты лэрд Гэрлох, ты кавалер Креста Виктории. И если у тебя нет денег, это значит, что мы хоть в чем-то с тобой похожи.

– Ты имеешь больше, чем я.

– Как ты можешь такое говорить? У меня нет ничего, кроме того, что платит мне мистер Лофтус. Ни семьи, ни наград, ни славной истории…

– Ты владеешь моим сердцем.

У нее перехватило дыхание.

– Но мне нечего предложить жене.

– Ну что ты такое говоришь? – Она положила руку ему на грудь. Другая ее рука легла на его щеку. Большим пальцем она погладила уголок его рта. – Ты такой красивый.

– И я люблю тебя, Элизабет.

Она посмотрела ему в глаза.

– И всегда любил.

Как и она сама. Слезы затуманили ей взор.

– С таким ранением, майор Имри, вам понадобится уход и внимание.

Как удивительно, невероятно, чудесно – он улыбнулся!

– Будете моей сиделкой, мисс Джеймисон?

– Я полагаю, майор Имри, у меня есть для этого необходимый опыт.

– Но я располагаю весьма скромными средствами, чтобы оплачивать ваш труд.

Она огляделась по сторонам:

– Зато ваш дом великолепен, сэр. А это нужно учесть. – Она потрогала старинный кирпич. – Ты же не продашь его? Гэрлох – это часть тебя, а ты – часть его. Я не могу представить, чтобы здесь жил кто-то другой.

– Я не вижу другого выхода, – признался Фергус.

– Выход должен быть.

– Тогда мы его найдем.

На ее глаза навернулись слезы. Сердце заполнила любовь.