Карен Рэнни - Шотландская любовь

– Значит, вместе навсегда? – Фергус протянул ей руку. – Я не хочу снова тебя потерять.

Элизабет улыбнулась сквозь слезы.

В следующий миг Фергус поцеловал ее – впервые в жизни. И казалось очень правильным, что они дождались этого самого момента – когда над башней Гэрлоха сияли звезды, а воздух будто замер вокруг.

Близилась гроза. Шона чувствовала это: воздух был влажен, ночной ветерок приносил с собой запах дождя. Гроза – это хорошо, будет в самый раз под ее настроение. Она сможет выплакаться всласть – просто стоять во дворе, обратив лицо к небу, и никто не поймет, что она плачет. Но отчего она собралась плакать – от досады, от гнева или от горя?

Она сбежала в библиотеку – вопиюще неприличный поступок, учитывая, что она хозяйка бала. Здесь она всегда находила приют и успокоение. Вдыхая запах плесневеющих страниц и промасленных кожаных обложек, она могла привести мысли и чувства в порядок.

В детстве она играла здесь: закрывала глаза и на ощупь пробиралась между рядами книг, причем в каждый момент времени могла точно сказать, где находится, – по форме томов и их расположению. Книги о путешествиях больше по размеру и значительно толще остальных, потому в них имеются карты, нарисованные на огромных, сложенных во много раз листах, – это делает их самыми неудобными для прочтения. А самые завораживающие – книги по алхимии, наверняка запрещенные сразу после издания. Какие-то книги были на латыни, и в них помещались рисунки, которых Шона не понимала. Те тома, что были в обложках из ткани, сохранились гораздо хуже книг в кожаных обложках.

В комнату просачивался свет из коридора, но тени в углах он рассеять не мог. Шона подошла к столику, расположенному рядом с потайной дверью, зажгла лампу и села в ближайшее кресло.

Библиотека превратилась в место воспоминаний и тайное убежище.

– Снова прячешься, Шона Имри?

Она встала. Гордон.

– Донегол. – Она гордо вздернула нос. – Моим мужем был Брюс Донегол, восьмой граф Мортон.

– Можно подумать, я об этом забыл.

– По-моему, ты никогда и не помнил.

Гордон смотрел на нее, как будто видел впервые в жизни. Или он старается запечатлеть ее образ в памяти – перед поездкой в Лондон. Перед женитьбой.

В этот момент Шона ненавидела его всей душой.

– Я должна радоваться, что ты здесь, а не сохнешь по какой-нибудь лондонской мисс?

– Шона, ты ревнуешь?

Гордон улыбнулся почти самодовольно.

– Ревную? А с чего бы мне ревновать? Ты здесь, а не там, верно?

Он направился к ней. В глазах его зажегся огонек.

– И то правда.

Он подкрадывался к ней, как голодный хищник к горному оленю. Ну уж нет. Она не позволит загнать себя в угол.

Не двигаясь с места, Шона скрестила руки на груди. Однако, отследив направление его взгляда и осознав, что такая поза лишь притягивает внимание к ее груди, она опустила руки и нахмурилась:

– Чего ты хочешь?

– Я мог бы сказать «тебя». – Гордон улыбнулся. – Но это ведь не по правилам игры, да, Шона?

– Какой игры, Гордон?

– Наших извечных препирательств. Я уверен, что если бы мы объединились, то смогли бы справиться с чем угодно.

Он погладил пальцем ее плечо. Она отступила на шаг.

– Но нас объединяет только похоть, не так ли?

Он что, вправду намерен соблазнить ее здесь, в библиотеке, когда за стеной веселятся две сотни человек?

Гордон подошел еще ближе и нежно прижал ее к книжному шкафу, перекрывая путь к отступлению.

– Мне нравится твое платье, – проговорил он тихо, глядя на ее грудь. – Однако я предпочел бы, чтобы ты надевала его только для меня. Когда я вижу, как на тебя пялится столько мужчин, у меня портится настроение.

– Значит, это они виноваты, что у тебя такое скверное настроение?

– И ты.

– Я? – удивилась Шона. – Да я с тобой и парой слов не перемолвилась.

Она ведь и вправду старательно его избегала.

– Знаю. Может, поэтому у меня так гадко на душе. – Он провел пальцем по ее нижней губе. – А твои губы просят поцелуя.

Его поцелуи – это всегда ловушка.

– Не трогай меня, я этого не хочу. Оставь меня в покое.

– Это правда, что Шона Имри, графиня Мортон, всегда получает то, что захочет? – спросил он низким голосом.

Шона не ответила. А что она могла сказать? Что она до сих пор не получила того, чего жаждала семь лет?

Он застал ее врасплох, накрыв грудь ладонями. Предательское тело тут же отозвалось на неожиданную ласку: соски затвердели, дыхание участилось, сердце пустилось в галоп.

А Гордон просто стоял и держал ее.

– Я мог бы взять тебя прямо здесь, прижав спиной к шкафу или к стене. Знаешь, килт многое упрощает.

Мог бы, еще как мог бы. И она не стала бы сопротивляться. Сопротивляться? Какое там, она бы еще принялась поторапливать его. Но то, что она услышала в пиршественном зале, остановило ее.

– Уходи. Или ты и сам пришел на меня поглазеть?

Он улыбнулся.

– Я собирался тебя поцеловать, – проговорил Гордон с сильным акцентом, – но по-моему, сейчас это опасно.

Она сверлила его взглядом, постоянно напоминая себе о том, что он говорил про женщину из Лондона. Она не согласна быть чьей-то заменой. Любит ли он ту, другую? Этот вопрос заставлял ее молчать.

Он немало удивил ее, когда вдруг приколол ей на платье, на плечо, брошь клана Имри.

– Если хочешь носить ее в другом месте, выбери платье поприличнее.

Она впилась в него глазами.

– Я не собирался оставлять ее себе, – признался он, отступая.

– Мне не нужна такая щедрость, Гордон Макдермонд. Я в подачках не нуждаюсь.

Он изменился в лице. Его прекрасные голубые глаза сделались непроницаемыми.

– Да? Значит, ты ничего не хочешь от меня? Ничего, кроме похоти? Что ж, Шона, я тут подумал и решил, что следует получше выбирать себе любовниц.

Что он имеет в виду?

Шона не успела это выяснить: пока она пыталась отстегнуть брошь, он повернулся и вышел, гордый и упрямый, как Имри.

Вот теперь ей точно нужно выплакаться, однако момент неподходящий, не так ли? Ладно, может, отправив гостей по домам, она и позволит себе такую роскошь. Но только не сейчас. Пусть гости разойдутся и унесут в памяти что-то, помимо их с Фергусом припадков ярости.

От грустных мыслей ее отвлек какой-то звук. Сначала ей показалось, что кто-то входит в библиотеку. Она прижала ледяные руки к щекам в надежде справиться с собой.

«Господи, ну пожалуйста, не дай мне снова выставить себя дурой».

Однако шум раздавался по ту сторону потайной двери, в коридоре. Как будто кто-то пытался выйти наружу.

Она нажала на рычаг, и дверь распахнулась.

В следующую секунду сделалось черным-черно.

Хелен Патерсон никогда в жизни так не веселилась. Она протанцевала несколько деревенских танцев – и это несмотря на то что совершенно не умела их танцевать. Ее партнеров очень смешило, когда она делала шаг вправо в тот момент, когда должна была шагнуть влево, и наоборот. Один раз она закружилась, а потом обнаружила, что не надо было этого делать, и присоединилась к всеобщему веселью.