Жюльетта Бенцони - Рубин королевы

– Я... я не обязан указывать вам свои источники!

– И тем не менее, вы это сделаете, потому что я соглашусь на очную ставку со слугой только в том случае, если вы предложите сюда явиться и вышеупомянутому «лицу»... Может быть, вы не знаете, но этот человек испытывает к пропавшей картине всепоглощающую страсть. В то время как я всего лишь смотрел на портрет, он чуть ли не покрывал полотно, поцелуями – во всяком случае, мне так показалось.

– Картины не целуют! – возмутился искренне шокированный Гутиерес. Комиссар полиции начисто был лишен чувства юмора.

– Почему бы и нет, если ты влюблен в изображенною на ней особу? Разве вы сами никогда не целовали фотографию вашей жены?

– Сеньора Гутиерес, моя супруга, не из тех, с кем допустимы подобные вольности!

О да, Морозини охотно в это поверил! Если она под стать своему повелителю, то должна представлять собой настоящее страшилище. Впрочем, князь находился здесь не для того, чтобы копаться в подробностях личной жизни комиссара.

– Как бы то ни было, я настаиваю: если кто-то и причастен к исчезновению картины, так только он!

– Вы тоже, по его словам. Кому же верить?

– Поставьте нас лицом к лицу и сами увидите. Однако комиссар не собирался сдаваться. Он припас в рукаве еще одну карту, которая казалась ему козырным тузом.

– А вы действительно антиквар по профессии?

– Да, но я не занимаюсь картинами. Моя специальность – драгоценные камни и старинные украшения. И если уж вам угодно знать, то вот что я вам скажу. Стремясь изучить пресловутый портрет, я хотел прежде всего как следует рассмотреть рубин на шее королевы. Художник изобразил его исключительно талантливо, и я почти уверен, что это именно тот камень, который я разыскиваю по поручению одного из моих клиентов.

– Вы думаете, я попадусь на вашу удочку?

– Послушайте, сеньор комиссар, верите вы этому или нет, мне абсолютно безразлично. Если желаете, мы можем хоть сейчас отправиться в Каса де Пилатос, где вы повторите свои обвинения в присутствии герцогини, ее слуги и «дона Бази...», маркиза Фуенте Салида, за которым вы изволите послать...

– Именно так я и собирался поступить, но не по вашему приказанию. Советую вам не слишком заноситься. Вести следствие – моя работа, и я намерен сделать все, чтобы организовать эту встречу... завтра, в час, удобный для герцогини. А вы пока будете под надзором.

– Надеюсь, вы не станете задерживать меня здесь? – А почему бы и нет? Знакомство с испанской тюрьмой пойдет вам на пользу.

– По-дружески советую вам бросить эту затею, иначе я позвоню в свое посольство в Мадрид, а заодно и в королевский дворец с просьбой найти для меня адвоката. Потом...

На мгновение показалось, что бык сейчас же, не теряя ни секунды, поднимет на рога наглеца, но он удовольствовался тем, что выпустил свой гнев через ноздри, откашлялся и в конце концов буркнул:

– Ладно, вы можете уйти отсюда. Но предупреждаю: за вами будут следить, куда бы вы ни направились.

– Если это доставит вам удовольствие! Только должен предупредить, что сейчас я направлюсь не куда-нибудь, а в королевскую резиденцию, чтобы попрощаться с ее величеством. Я временно стал членом свиты, и поэтому мне следовало бы вернуться в Мадрид вместе с ней сегодня вечером. Раз это невозможно, придется извиниться и попросить отпустить меня.

– А вы не воспользуетесь этим, чтобы сбежать? Даете слово?

Морозини насмешливо улыбнулся:

– Охотно дал бы, если бы слово... вора имело для вас значение. Но так и быть, успокойтесь, завтра я буду еще здесь, Я не из тех, кто пускается наутек, испугавшись обвинения. Предпочитаю выяснить все до конца, прежде чем вернуться домой.

И князь вышел, непринужденно поклонившись., Альдо Морозини не спеша добрался до королевской резиденции, твердо решив не посвящать ее величество в свои распри с полицией. Он принес извинения за то, что не сможет сопровождать королеву на обратном пути в Мадрид, сославшись на непреодолимое желание задержаться еще на несколько дней в Андалусии. Он выслушал заверения в том, что его с огромным удовольствием примут как в столице, так и в любом другом месте, и наконец откланялся. Донья Исабель, немного удивленная стремлением Морозини задержаться в Севилье, проводила его до выхода из апартаментов.

Если умная женщина хочет что-то узнать, она всегда достигнет цели. Тем более что у Альдо не было никаких причин утаивать от нее правду. Маркиза так и подскочила от возмущения:

– Вас обвиняют в краже? Вас?! Но это же безумие!

– Не такое уж безумие, особенно если принять во внимание, что это – дело рук вашего «дона Базилио». Славный малый ненавидит меня. Должно быть, он вбил себе в голову, что я позарился на дорогой его сердцу портрет, и воспользовался этим, чтобы отделаться от меня.

Это честно... Особенно, если он искренне верит, что я виновен.

– Почему вы ничего не сказали ее величеству?

– Ни в коем случае! Я слишком дорожу своей репутацией, а посещение альгвасилов обязательно оставляет на ней пятнышко. А кроме того, я люблю сам улаживать свои дела...

– Вы сошли с ума, друг мой! Этот Гутиерес будет преследовать вас и чинить всякие козни сколько ему вздумается. Ему ничего не стоит гноить вас в тюрьме, пока не найдется картина!

– А права человека?

– Ах, о чем вы! Не забудьте, ведь здесь рядом Африка, а века мало изменили нравы. Но если серьезно... Если в результате очной ставки комиссар захочет задержать вас, непременно потребуйте, чтобы он доложил об этом в Мадрид. И в любом случае, я сейчас же дам указания мажордому, отвечающему за нашу резиденцию в Севилье, ему можно доверять; он проследит за всеми перипетиями дела и в случае необходимости предупредит меня.

Морозини взял руку молодой женщины и поднес ее к губам:

– Вы лучший друг на свете! Спасибо!

Расставшись с доньей Исабель, Альдо направился к ближайшей церкви, казавшейся особенно красивой под утренним солнцем. Однако он понапрасну переходил от портала к порталу – красных лохмотьев нищего нигде не было видно. Впрочем, возможно, это было и к лучшему: у полицейских, следивших за ним, неизбежно возникли бы вопросы, окажись он в одной компании с Диего.

Не придумав ничего более полезного, Альдо решил прогуляться. Но прежде, чтобы привести в гармонию свои чувства, зашел помолиться. Затем князь спокойно дошагал До Змеиной улицы, куда въезд транспорту был запрещен. Это был «нервный узел» города, изобиловавший кафе, ресторанами, казино и клубами, в которых за большими стеклами можно было увидеть, как севильские богатеи развлекались, попивая освежающие напитки, куря громадные «пурос» [6]и наблюдая за тем, что происходит снаружи. Было уже больше часа пополудни, и Морозини решил пообедать. Он вошел в ресторан Кавильо и заказал знаменитое андалусское гаспачо, жареные лангусты и марципаны и запил всё это оказавшимся просто отличным белым вином. Чего нельзя было сказать о кофе по-мавритански – напиток представлял собой густую кашицу, протолкнуть в горло которую удалось лишь при помощи большого стакана воды. Пообедав таким образом, Альдо подумал, что его «телохранитель» тоже имеет право отдохнуть, и, вернувшись в «Андалусию», устроил себе сиесту, как это принято в Испании. Его преследователю на это время предоставлялся выбор между креслом в просторном холле палас-отеля или пальмами в саду...