Екатерина Каблукова - Приказано жениться

– Ступай уже!

– Ты только это, Гриш, к моему приходу в постель хоть ляг, а то для почти покойника ты слишком уж резв! – хохотнув собственной шутке, Левшин умчался.

Лишь когда дверь хлопнула, Настя смогла отойти от Белова и тут же встретилась взглядом с Анной Михайловной. При мысли, что о ней думает хозяйка дома, девушка вновь покраснела.

– Анна Михайловна… – залепетала она, но та махнула рукой.

– Пустое. Настенька, даже не объясняй. Я ж вижу, дело молодое. К тому же ведьма ты… – Бутурлина встала и прошлась по комнате. – Не нравится мне это.

– Что я – ведьма? – запинаясь спросила девушка.

– Петр Григорьевич сюда уже смурной пришел, словно нашептали ему что-то недоброе, – пояснила хозяйка дома.

Она взглянула на Григория, тот с видимым безразличием пожал плечами.

– Батюшка всегда такой был…

– Нет, Гришенька, ссорились вы много, но он от тебя не отказывался ни когда ты против воли его в полк записался, ни когда звериную душу в довесок получил, а тут…

– А тут честь рода, будь она неладна!.. – Белов тяжело вздохнул и снова смахнул пот со лба. – Окно распахнуто, а все одно – душно.

Он прошелся по комнате и вновь опустился в кресло. Посмотрел на осколки, усыпавшие пол.

– Надо Ваське сказать, как появится, чтоб плотника позвал, – ни к кому не обращаясь, произнес Белов.

– Петр у меня плотник, – глухо отозвалась Настя.

Она выглянула из окна, окликая верного слугу. Тот явился почти сразу. Поохал, поцокал языком.

– Этот ж какой ирод такое сделал? Выпороть бы его так, чтоб неделю не вставал! – сокрушался мужик, ощупывая погнутую раму. – Раму сделаю и стекла вставлю… материалу бы…

– Будет тебе материал, – оборвал его Григорий. – За сколько сделаешь?

– Ну… коли материал ваш, недорого возьму, но еще работа…

– По времени за сколько? – рявкнул Белов.

Петр испуганно посмотрел на него.

– Дня за три управлюсь.

– А быстрее?

– Можно и быстрее, коли Настасья Платоновна позволит, – мужик опасливо покосился на хозяйку.

– Петр, займись окном, – устало распорядилась Настя, старательно отворачиваясь, чтобы слуга не заметил ее покрасневшие от слез глаза.

– Как скажете, барыня, – привычно ответил тот и поклонился. – Так я пойду?

– Иди.

– Хорошо, что окон много, – вздохнула хозяйка дома. – На этом пока ставни придется закрыть.

Она подошла к окну, вгляделась в темные тучи, собирающиеся над заливом.

– Надеюсь, Саша ваш успел добраться до церкви. Буря надвигается, – произнесла ведьма.

Настя вздрогнула. Что-то подсказывало ей, что Бутурлина говорила не только о погоде.

Гроза началась, едва успели закрыть ставни. Не на шутку разыгравшийся ветер принес огромные темные тучи. Деревья в саду угрожающе скрипели, а на чердаке дома завывало. Из-за закрытых ставен молнии не было видно, но раскаты грома грохотали так, что казалось, дом подпрыгивал. Две девки, подметавшие пол от стекла, каждый раз испуганно вздрагивали и крестились.

– Да будет вам! – строго прикрикнула на них хозяйка дома. – А то вы раньше гроз не видали!

– Так ведь это – особенная, – возразила одна из горничных.

– И чем же она такая особенная?

– Громкая шибко. Говорят, в такую грозу нечисть просыпается, людей соблазняет на дела греховные.

– То-то ты и крестишься вместо того, чтобы работать, – фыркнула Анна Михайловна.

Девка ойкнула и послушно схватилась за веник. Вскоре все стекла были убраны, и о явлении Ивана напоминала лишь гнутая оконная рама.

– Пойду, посмотрю, что там Аксинья делает, Александр Борисович борщ заказал на обед, – Анна Михайловна встала.

Задремавший в кресле Белов, заслышав шорох платья, тут же вскочил – сказалась давняя выучка.

Хозяйка дома с улыбкой взглянула на заспанного, все еще пошатывающегося от слабости преображенца.

– Шли бы вы в постель, Гриша, – миролюбиво заметила она. – Друг ваш вряд ли в грозу вернется, а вот Александр Борисович может и попрекать меня будет, что я – ведьма и уморить вас хочу.

Настя невольно улыбнулась. Ей тяжело было представить, что Бутурлин может упрекнуть жену.

– Наверное, вы правы, – Белов провел рукой по лбу, точно набираясь сил. Он сделал шаг, качнулся, но устоял и медленно направился в свою комнату.

– Ну, слава Богу! – перекрестились Бутурлина, когда гвардеец скрылся за дверью. – Вот ведь, что дети малые, глаз да глаз нужен!

Настя криво улыбнулась. В словах хозяйки дома ей вновь почудился укор за собственное поведение этой ночью.

Девушка посмотрела на Анну Михайловну, вовсе не торопящуюся на кухню.

– Вы, должно быть, сердитесь на меня, – прошептала она, желая внести ясность в отношения.

Бутурлина приподняла брови.

– Сердиться? На что?

– На… на… – как ни старалась Настя, говорить с чужим человеком о случившемся между ней и Беловым было выше ее сил.

Анна Михайловна улыбнулась, прекрасно понимая все сомнения.

– Я не сержусь, – мягко сказала ведьма. – Глупо сердиться на то, что изначально предопределено.

– Но вчера вы… я обещала… – в сердцах воскликнула Настя. – Я подвела вас, Анна Михайловна! Вы говорили мне, а я…

Раскат грома заглушил слова.

– Глупости! – махнула рукой хозяйка дома. – Уж я-то знаю, как трудно совладать с Силой. Тем более после полного завершения обряда.

– Полного завершения обряда? – переспросила девушка.

Анна Михайловна вздохнула и вновь вернулась на свое место. Расправила юбки, явно решая, с чего начать. Потом взглянула на Настю.

– Весь обряд преображения – это обретение власти. Власти над тем зверем, который у каждого в душе есть. Первая инициация пробуждает этого зверя. И вот тут-то самое главное – сущность человеческую не потерять, чтобы вовек зверем не остаться. Страшно это, потому и сделал Яков Брюс так, чтобы преображенцы государю законному подчинялись, как щенки вожаку. А вот вторая инициация страшнее. Зверю надо пару свою найти, чтобы могла душу из тьмы к свету вывести. А это лишь ведьме природной подвластно. Вот волки за ведьму и готовы горло друг другу перегрызть.

Вспомнив волчьи тела, лежащие на поляне, Настя невольно вздрогнула.

– И что, они всегда так сражаются? – прошептала девушка.

– Сражаться не сражаются, но преображенцу во второй раз умереть приходится, чтобы ведьма могла душу человеческую вывести, да зверя усмирить. Обряд жестокий, и не все к нему оказываются готовы…

– А если ведьме не под силу будет душу вернуть? – девушка смотрела на наставницу широко распахнутыми глазами.

– Тогда человек погибнет. Да и зверь один долго не проживет.

После этих слов в комнате стало очень тихо. Не было слышно даже шума дождя.

– Так что, Настенька, и в голову не бери. Что у вас с Гришей случилось – воля Божья. Пара ты его изначально была. А все остальное – так, наносное оно, – Бутурлина подошла к окнам, распахнула ставни. – А вот и гроза прошла!