Арина Теплова - Крепостная

— И что же, он согласен венчать невменяемую девушку?

— Конечно. Деньги могут убедить любого.

— Опомнись, Константин. Ты творишь что-то ужасное. Отпусти ее, дай ей вольную, она и так уже настрадалась от тебя.

Константин злобно оскалился, и в его глазах зажегся безумный огонь.

— Убирайся! — прохрипел он и убийственным взглядом посмотрел на сестру, которая стояла перед ним.

— Костя, опомнись! — прошептала Татьяна с горечью, так как сама уже почти смирилась с тем, что Андрей никогда не будет с ней. — Будь милосерден, освободи ее.

— Убирайся, я сказал! — дико закричал Урусов и, схватив со столика пепельницу, замахнулся на сестру. Татьяна в ужасе отбежала к двери, испугавшись искры безумия в глазах брата. Поняв, что ничего не добьется от Константина, княжна быстро покинула его спальню.

Князь встал и с ненавистью взглянул на дверь, за которой скрылась сестра. Поставив пепельницу на место, он обернулся к Груше.

— Все хотят нас разлучить, душа моя, — прошептал Урусов нежно.

— Что случилось? — прошептала глухо Груша и, перестав расчесываться, подняла на князя замутненные фиолетовые глаза.

— Все хорошо, малышка, не беспокойся, я рядом, — утешил он ее.

Лаская взглядом обнаженную девушку, Константин сел рядом с ней на кровать и очень осторожно погладил Грушу по голове, будто боялся, что она рассыплется, как фарфоровая статуэтка. Серые глаза его сделались нормальными. Он обнял девушку и поцеловал ее в губы. Она покорно позволила Константину положить себя на постель.

— Обними меня, — попросил Урусов. Груша послушно обвила его шею руками.

Вдоволь нацеловавшись, князь немного отстранился от девушки и внимательно посмотрел в ее затуманенные опием глаза.

— Давай я заварю тебе чай, будешь? — предложил он.

— Неверное… — ответила неуверенно Груша.

Вечером того же дня Татьяна была вынуждена покинуть Никольское, ибо Константин, даже не дождавшись, пока сестра отобедает, потребовал, чтобы она немедленно уехала из поместья. Урусов боялся, что она может помешать его планам в отношении Груши.

Как и полтора месяца назад княжна уезжала из родительской усадьбы в расстроенных чувствах. Зябко кутая ноги в пуховое одеяло, Урусова вытирала мокрые глаза платком и невольно осознавала, что в какой-то степени она тоже была виновата во всей этой страшной истории. Если бы тогда, весной, она заступилась за Грушу и потребовала у брата дать ей вольную. Если бы не ее глупая ревность и черная зависть к красоте крепостной девушки. Возможно, сейчас Татьяна не была бы так одинока. Груша бы не страдала. А Константин остался бы прежним — веселым, бравым гусаром, желанным гостем в любом из столичных салонов и любимцем женщин. В эту же пору он превратился в затворника и нелюдима, одержимого болезненной страстью к Груше, и вряд ли он станет таким, как прежде.

Экипаж Татьяны едва миновал несколько верст и выехал за пределы владений князей Урусовых, когда молодая женщина заслышала сильный свист. Крытые сани резко остановилась, и княжна с опаской выглянула в окно. Несколько вооруженных всадников окружили карету. Татьяна напряглась и задрожала от испуга. Дверца открылась, и внутрь заглянул высокий широкоплечий мужчина с темной короткой бородой и холодными голубыми глазами.

— Андрей Прохорович! Как же вы меня напугали! — облегченно произнесла Татьяна и чуть расслабилась. — Кто эти люди? — спросила она, указав жестом на всадников в неприглядных одеждах.

— Это мои люди, — коротко произнес Елагин. — Вы разрешите? — Не дожидаясь ответа, он уселся напротив нее в сани и заявил. — Я видел, как сегодня утром вы направлялись в Никольское, и дожидался вашего отъезда.

— Вы следили за мной, для чего?

— Мне нужны сведения о вашем брате и Груше.

— Константин так просто не отдаст вам ее, — прочеканила Татьяна.

— Я знаю. Урусов решил развязать войну, что ж, он ее получит. В прошлый раз я немного сглупил и взял с собой двух людей. Но сейчас у меня три десятка человек, и я лишь жду удобного момента, чтобы напасть. Вы должны мне рассказать все, что знаете. Что происходит в Никольском. Что с Грушей?

— Вы похожи на разбойника с шайкой головорезов!

— И что же? Говорите, что знаете, я слушаю, — недовольно отрезал Елагин и поморщился, раненая рука еще давала о себе знать.

— Андрей, прошу вас, отступитесь, — попросила Татьяна. — Вас ранили в прошлый раз. Я знаю, что Константин пойдет на крайность ради того, чтобы Груша осталась с ним. Я чувствую, что кто-нибудь из вас погибнет!

— Я бы отступился только в одном случае: если бы знал, что Груша любит Урусова. Но она любит меня! И я сделаю все возможное, чтобы вырвать ее из его власти, — словно приговор вынес молодой человек.

— Но мой брат очень хорошо стреляет, он почти шесть лет служил…

— Я тоже два года провел на Кавказе, сражаясь с дикими горцами, и стреляю не хуже Урусова.

— Вы с Константином оба с ума сошли! — выпалила в сердцах Татьяна.

— Мне надоел этот бесполезный разговор. Вы будите говорить? — сказал, раздражаясь, Андрей. — Как чувствует себя Груша?

— Я расскажу вам, — ледяным тоном произнесла княжна. — Но только из-за брата. Ибо эта девица погубит его. Если бы я не боялась за рассудок Константина, не стала бы помогать вам.

— Хватит, — снова грубо перебил ее Елагин. — Говорите, что знаете!

Княжна обиженно произнесла:

— Груша поправилась. Константин подсадил ее на опий, чтобы она была покорна. И не отходит от нее ни на шаг. По всему дворцу выставлена охрана и часовые у въезда в усадьбу.

Андрей слушал слова княжны, и лицо его становилось все жестче.

— Что еще вы знаете? — спросил он, когда Татьяна замолчала.

— Через неделю свадьба. Священник подкуплен моим братом и обвенчает их с Грушей. И тогда вам, Андрей Прохорович, не видать ее, — последнюю фразу княжна произнесла злорадным тоном.

— Это мы еще посмотрим, — произнес глухим голосом Андрей и исчез из кареты так же быстро, как и появился в ней.

Константин осторожно прижимал Грушеньку к себе и шептал ей на ухо что-то ласковое. Девушка, одетая в белое подвенечное платье и теплую песцовую шубку, сидела у князя на коленях. Крытые сани чуть покачивались на ухабах, и Урусов бережно удерживал девушку в сильных руках, чтобы она не соскользнула.

Князь вспомнил, как с утра собственноручно надел на Грушу белоснежное платье, расшитое жемчугом. Глубокий вырез открывал руки девушки, и Константин снова отметил, что жестокий кнут не задел ее прелестных плеч. Все шрамы были скрыты за тканью парчового платья и находились значительно ниже: на талии и спине. Волосы девушки ему удалось собрать в толстый длинный хвост. Надев на нее фату и шубку, он вывел ее из комнаты. Внизу уже ждали сани и десяток вооруженных дворовых мужиков, готовых ехать с князем в церковь.