Арина Теплова - Крепостная

— А теперь оно никому не нужно, — заметил Елагин сухо.

— Вот именно, — заметил Федор. — Степан Алексеевич, Андрею Прохоровичу виднее.

— Князь приказал мне место найти для рысиного завода, — бросил Андрей. — Я вот и подумал, раз оранжерея эта никому не нужна, а фундамент здесь добротный, можно его использовать при строительстве. И место здесь высокое, теплое, как раз для разведения молодняка подойдет.

Мужчины остановились, осматриваясь по сторонам, и уже начали обсуждать, куда девать старое стекло из оранжереи. Груша некоторое время напряженно слушала их разговор, но, наконец, не выдержав, вышла к ним навстречу.

— Извините меня, — заметила девушка, приближаясь к мужчинам. — Но здесь, кроме роз, еще много диковинных редких растений. Княгиня Мария Кирилловна собирала их по всей России, жалко будет губить это все.

— И эта еще здесь, — пробубнил Елагин, отворачиваясь от Груши, когда она поравнялась с ними. Федор и Степан поздоровались.

— Я тоже думаю, что надо обо всем хорошенько поразмыслить, Аграфена Сергеевна, — заметил Степан. — И впрямь, Андрей, при покойной княгине уж больно это место красивое было.

— Андрей Прохорович, — обратилась Груша к Елагину умоляюще, устремив на него взор. — Прошу, не надо здесь конюшню устраивать. Я постепенно приведу все цветники в порядок.

Андрей обернулся к девушке и презрительно смерил ее взглядом.

— Еще барские сожительницы указывать мне будут, что делать, вот новость! — злобно выплюнул Елагин. Груша испуганно замолчала и напряглась. Она поняла, что он специально унизил ее пред всеми. А Андрей все в той же задиристой обидной манере продолжал: — Вы, Аграфена Сергеевна, лучше бы в княжеской спальне командовали, а не здесь! Как-нибудь без ваших советов обойдемся.

От унижения Груша смертельно побледнела, а через секунду покраснела от стыда. Она отметила на себе заинтересованный пытливый взор Федора и жалостливый взгляд Степана. Елагин же глядел хмуро и зло, как и в предыдущие дни. Мало того, в данную минуту его злоба просто вырывалась наружу, и он, не стесняясь мужчин, оскорблял ее открыто, совершено не жалея. И отчего-то в этот миг Груша ошарашено поняла, что Елагин задумал сносить оранжерею именно из-за нее, а точнее, назло ей. Ведь он прекрасно знал, что она, Груша, была единственным человеком в усадьбе, кто любил это место, ведь только здесь девушка искренне радовалась. И теперь, явно желая как можно больнее задеть ее и обидеть, Андрей словно специально выдумал непосредственно здесь устроить конюшни, тогда как свободной земли в имении было предостаточно.

— Пойдем, Федор Ильич, обсудим все на улице, — велел властно Елагин и, бросив последний уничтожающий взор на девушку, направился к выходу с молодым человеком.

С глазами, полными слез, Груша смотрела вслед мужчинам, отчетливо понимая, что Елагин действительно задумал осуществить этот ужасный план по сносу оранжереи. Степан остался рядом с ней, как-то озабоченно глядя на бледное лицо девушки. Увидев на ее глазах слезы, он участливо, ласково вымолвил:

— Не обижайтесь вы на него, Аграфена Сергеевна. Он последнюю неделю сам не свой. Сердит, как черт, да бранит всех подряд. — Степан осторожно погладил локоть Груши, словно успокаивая ее, как ребенка, и уже проникновенно и тихо добавил: — Что же думаете, я не понимаю, Грушенька, что вас никто и не спрашивал, хотите ли вы с барином миловаться али нет?

После этих слов Степана, девушка лишь горестно всхлипнула и, закрыв лицо ладонями, бегом устремилась в дальний уголок оранжереи. Степан, проводив стройную фигурку Груши долгим взглядом, быстро пошел вслед за Елагиным и Федором наружу. Когда он вышел, Федор произнес:

— Надо будет, наверное, мужиков шесть на разломку поставить, как вы считаете, Андрей Прохорович?

— Не меньше, — кивнул Елагин и, увидев Степана, что приблизился к ним, обратился к нему: — Как думаешь, Степан, сколько ясельных загонов нужно будет на первое время?

Степан хмуро взглянул на Елагина и, проигнорировав вопрос, строго спросил:

— И чего ты накинулся-то на Аграфену Сергеевну, не пойму? И обидел ни за что?

— Ты что это, Степан Алексеевич, никак защищать ее вздумал? — опешил Елагин.

— Да, вздумал. Не прав ты Андрей, — ответил Степан, желая осадить Андрея. Коренастому, крепкому Степану было уже за тридцать. Светлые русые волосы и небольшая короткая борода совсем не портили его приветливого славянского лица. Он был неженат и не думал о девках, занимаясь день и ночь с лошадьми, в которых души не чаял. Сам мужик был свободным и за свою работу получал небольшое жалование от князей, ибо прекрасно разбирался в лошадях и их разведении.

— Вот бы эту цацу, Аграфену Сергеевну, снова на кухню определить, хорошо она там смотрелась! — недовольно заметил Андрей.

— Так тебе князь и позволил его новую игрушку на кухню сослать, — усмехнулся не по-доброму Степан.

— А как же еще по-другому с блудливыми девками-то? — выплюнул Елагин. Федор молчал и, переводя взор на мужчин, тихо стоял, боясь вмешиваться. Он видел, Андрей и Степан оба бледны и бросают друг на друга недовольные взгляды.

— Ты же знаешь, что ее мнение мало кого интересовало, — ответил ему Степан. — Тем более все знают, что князь сразу по приезде из-за границы стал домогаться ее. Так это и неудивительно, красавица-то она писаная. Бывает, посмотришь на нее, так и кажется, что не простая девка, а царевна неземная…

— Какая царевна? Крепостная она! И должна знать свое место! — не унимался Андрей. — А то возомнила себя барышней!

Степан, как будто не слыша слов Андрея, продолжал:

— А глаза-то какие дивно-чудные, явно сказочные!

— Глаза как глаза, — сказал колко Андрей, отчетливо представляя необычный фиолетовый цвет глаз Груши.

— Не скажи, они как омут… — выдохнул Степан вдохновенно. — Если так подсчитать, почти два месяца будет, как она отказывала князю.

— Может, ты это ей в добродетели запишешь? — съехидничал Андрей.

— Что ты так зло судишь-то? — удивленно спросил Степан.

— Была бы добродетельной, не отдалась бы князю.

— А думаешь, хочется ей получить ударов пятьдесят плетьми на конюшне? — сказал в защиту Груши Степан. — Каждый из крепостных изворачивается, как может.

— Другие-то дворовые девки более порядочными оказались, чем эта твоя благовоспитанная девица.

— Так князь ни на кого и не смотрел, кроме нее, — уточнил Степан. — Рядом с ней все невзрачные.

— И что это ты Аграфену защищаешь? — насторожился Елагин и посмотрел на друга подозрительным взглядом. — Тоже, что ли, околдовала тебя?

Степан добродушно рассмеялся и похлопал Андрея по плечу.

— Вижу я, что ревность тебе глаза застит, — сказал очень тихо Степан на ухо Елагину, чтобы Федор не услышал.