Эми Хармон - Потерянные сердца

– Нужно идти дальше, – не сдается мистер Эбботт. – Мы два дня здесь простояли, дожидаясь, пока ты и все остальные поправятся. Впереди долгая дорога через сухую землю. Караванов много, и если подождать еще, то и травы не останется.

Джон не двигается, ошеломленный и сгорбленный, и смотрит на Эбботта, опираясь локтями на колени и сжав руки в замок. Потом он медленно поднимается с мрачной решимостью на лице. Вместо того чтобы спорить, Джон поворачивается к папе.

– Вы можете одолжить мне мула, мистер Мэй? – говорит он.

Эбботт возмущенно шипит, но я успеваю его опередить.

– Тебе нельзя ехать, Джон. Ты едва на ногах держишься. Ты еще не поправился, – в ужасе возражаю я.

– Я должен. Если я не найду своих животных, то не смогу идти дальше.

Он не называет меня по имени и не обращается ко мне напрямую, но его взгляд встречается с моим, и я слышу то, что осталось несказанным. Если нас и впрямь ждет общее будущее, ему нужно основание, на котором мы его построим.

– Тогда я тоже поеду, – объявляю я.

– Наоми! – рявкает папа. Его лицо помрачнело, зубы сжаты. – Довольно!

– Кто-то же должен с ним поехать! – кричу я.

– Я поеду, – сквозь слезы предлагает Уэбб. – Поеду и найду их.

Расстроенный и заплаканный, он уверен, что подвел Джона. Но, если кто и виноват в этой беде, то точно не мой брат. Лоуренс Колдуэлл не вызвался помочь, когда Эбботт собрал караван, и теперь ждет, сидя на козлах фургона. Его мулы стоят в упряжке, готовые трогаться, а Джеб и Адам сидят во второй повозке. Уэбб говорит, что Котелок, Дама и мулы были на месте до завтрака, и, хотя никто не решается никого обвинять, я не сомневаюсь, что это мистер Колдуэлл разогнал животных.

– Джону нельзя ехать одному, – говорю я, переводя взгляд с папы на мистера Эбботта. – Вы же знаете, что нельзя.

– С ним поеду я, Наоми, – встревает Уилл, взяв меня за руку. – Я о нем позабочусь.

– Нужно отправить Уайатта с мистером Лоури, Уильям, – тихо произносит мама. – Так будет правильно.

– Уайатт нужен нам самим, он погоняет вторую упряжку, – возражает папа.

– Я уже сам могу справиться с волами, папа, – подает голос Уоррен. Несмотря на впалые щеки, его подбородок упрямо выпячен. – Довольно мне валяться в повозке.

– Никто никуда не поедет. Ни Уайатт, ни Уилл, ни Наоми. Никто, – не сдается отец, качая головой. – Простите, Джон, но мои сыновья мне дороже ваших мулов.

– Папа! – возмущенно кричу я.

– Папа… мистер Лоури столько раз нам помогал. Пора и нам ему помочь, – возражает Уоррен.

– Уильям, – с укором говорит мама.

– Проклятье! – стонет отец. – Будь оно все проклято.

– Сходи за мулами, Уайатт, – велит мама, и тот мгновенно подчиняется.

Уэбб следует за ним по пятам, тараторя, что нужно не забыть фляжки, лассо и чумбуры.

Когда они уезжают, Уайатт, высокий и жилистый, сидит в седле, уверенно расправив плечи, а вот Джон ссутулился, как столетний старик, и мне хочется кинуться им вслед, умоляя вернуться. Но я стою, повернувшись спиной к повозкам, и смотрю, как мой брат и Джон Лоури растворяются в прериях, исчезая из виду. Я не помню, когда в последний раз была так расстроена. Безнадежность сделала меня хрупкой, как фигурка из прутиков, как соломенный шалаш. В конце концов мама подходит ко мне с Ульфом на руках. Она останавливается рядом, но не касается меня. Должно быть, знает, что я вот-вот сломаюсь.

Одна за другой повозки трогаются с места. Мистер Эбботт ведет караван вперед. Я так зла на него, что на мгновение мою голову заполняют мысли о мести. Я могла разогнать его животных. Спугнуть их, гремя кастрюлями и вопя, как отчаявшиеся индейцы омаха на берегах Миссури.

– Случись такое с мулами мистера Эбботта, черт его побери, мы бы никуда не выдвинулись, – говорю я маме.

Она не упрекает меня за брань, но вступается за Эбботта:

– Не суди его слишком строго, Наоми. Кто-то должен принимать непростые решения. За это мы ему и платим.

– А что же мистер Колдуэлл? Его мне можно судить? Готова биться об заклад, это он распугал мулов Джона.

– Лоуренс Колдуэлл пожнет то, что посеял, – отвечает мама.

Ее голос звучит мягко, но глаза смотрят мрачно и сурово. Она на мгновение прикрывает веки, глубоко вздыхает, а потом переводит взгляд на меня.

– С ними все будет хорошо, Наоми.

Но я вижу, что на душе у нее тоже неспокойно. За прошедший месяц она будто состарилась на десять лет. Или, может, дело во мне. Может, это я постарела.

Внутри меня поднимается волна, и, если я заговорю, разразится гроза, поэтому я киваю, делая вид, что поверила ей. Папа зовет нас, и мы поворачиваемся к фургонам и снова устремляемся на Запад, последними покидая Элм-Крик.

– В КАКУЮ СТОРОНУ нам направиться? – спрашивает Уайатт.

Прерия раскачивается, и я не понимаю, где действительность, а где мираж. Мои мысли вязнут, разум обессилел, и я знаю лишь одно: если не смогу вернуть свой табун, мне конец. Я привязываю себя к седельному рогу, обмотав себя вокруг талии, чтобы проще было сидеть на спине Тюфяка. Сомневаюсь, что веревка удержит меня. Если я начну заваливаться, мул может упасть на меня сверху. Но выбора нет, без веревки я просто не смогу держаться в седле.

– Они ведь должны вернуться к воде? Даже если они несколько миль бежали в панике, в конце концов все равно повернули бы к реке, правильно? – предполагает Уайатт.

Я киваю:

– Караван движется на запад, так что мы отправимся на восток, в ту сторону, откуда пришли.

Мне остается лишь надеяться, что, если мулы убежали на запад, кто-нибудь из каравана заметит их и поймает.

– Уилл, Уоррен и Уэбб будут их высматривать по дороге. И Наоми тоже. Не сомневайтесь, они не бросят поиски, мистер Лоури, – говорит Уайатт, будто отвечая на мои встревоженные мысли.

В этом я не сомневаюсь, меня тревожит Лоуренс Колдуэлл. Я уверен, что это он выдернул колышки и разогнал мой табун. Кто-то ведь это сделал. Это случилось не просто так. Ни у кого больше даже коровы не пропало. Колдуэлл отвязал их, а потом наверняка разогнал их хлопками и свистом. Может, погремел чем-нибудь или пошуршал хлыстом в траве, чтобы спугнуть их. Как бы там ни было, они разбежались. Красть мулов в собственном караване бессмысленно, ведь их нигде не спрячешь. Но вот разогнать чужих животных – самый верный способ обречь человека на гибель.

Время от времени я пытаюсь свистеть. Пронзительный, точно крик чайки, мой свист разносится под безоблачным небом, но даже такая мелочь отнимает у меня силы, так что я бросаю эту затею, сосредоточившись на том, чтобы держаться в седле. Доверив Уайатту задачу осмотреть низины и берега, я прикрываю глаза, чтобы мир вокруг ненадолго перестал пульсировать.