Дженнифер Доннелли - Зимняя роза

Часы на бюро пробили девять. Где же Шейми? Почему до сих пор не вернулся? Нельзя было его отпускать. И не только его. Обоих. Братья дважды выскальзывали из дому: первый раз за трупом, а во второй – в банк «Альбион» за деньгами Чарли. Операция прошла без сучка и задоринки. Фиона поверила братьям. Их уловка сработала. Вскоре все лондонские газеты трубили о гибели Сида Мэлоуна. Второй поход едва не закончился их поимкой. В тот день Чарли вернулся ближе к полуночи, а Шейми явился домой с поцарапанным лицом. На все ее расспросы братья ответили лаконично: «Пришлось поднапрячься».

Чарли пока еще очень опасно показываться на людях. Даже если теперь его считают мертвым. А Шейми… Вдруг парень влип во что-то нехорошее? По пути с ними могло приключиться что угодно. Их могли арестовать, избить. В них могли стрелять и… убить.

Ребенок отчаянно ударил ножкой в ее живот.

– Счастливые мысли, – произнесла вслух Фиона. – Счастливые мысли, черт бы их побрал!

В дверь спальни постучали.

– Фи, это я, – сказал Шейми, открывая дверь.

Собаки вскочили и завертелись волчками, радостно повизгивая. Фиона облегченно вздохнула.

– Шейми! Слава богу, ты цел и невредим! Я так волновалась. Прошу тебя, скажи, что с Чарли все в порядке.

– Так оно и есть, Фи. С ним все в порядке.

– Где он сейчас?

– На корабле. Поплыл на Цейлон.

Шейми сел напротив. Вид у него был усталый.

– Я зверски хочу есть, – признался он. – Можно я слопаю твой тост?

Фиона намазала тост маслом и протянула брату. Потом налила чай.

– Тяжело было прощаться? – спросила она.

Шейми пожал плечами:

– Я пробыл с Чарли до рассвета. Потом он сказал: «Ну все, парень, прощаемся. Надо бы не так, правда?» И добавил: «Надеюсь, ты отыщешь Северный полюс». Я ему напомнил, что собираюсь искать Южный полюс. На этом и расстались.

– И все? – удивилась Фиона. – Чарли уплыл из Англии, чтобы никогда не возвращаться, и не нашел других слов? Только «Надеюсь, ты отыщешь Северный полюс»?

– Фи, у парней длинные речи не приняты.

Фиона кивнула. Ее снова захлестнула волна грусти. Шейми это заметил, перестал жевать и потрепал сестру по руке.

– По-другому никак, – тихо поизнес он. – Чарли нужно было уехать. Здесь он бы пропал.

– Знаю, Шейми. Знаю, что так лучше. Я просто… просто мне хочется, чтобы вы оба были рядом со мной, как и положено семье. Неужели я прошу слишком много? Я снова всех теряю. Чарли, тебя…

Она не сказала «Джо». Этого и не требовалось. Оба знали: новостей о состоянии Джо не было. Никаких перемен. Каждый день одно и то же. Джо не реагировал на окружающий мир, не шевелился, худел.

– Фи, не куксись! – Шейми попытался взбодрить сестру. – Сама знаешь, нам с Чарли не усидеть на одном месте. Ну что бы мы с ним делали в Лондоне? Пошли бы работать к тебе в «Чайную розу»? Официантка из меня никудышная. Из него тоже. Я бы ронял подносы, а он бы воровал серебряные ложки. – (Фиона хотела улыбнуться шутке, но не смогла.) – Чарли порвал с прежней жизнью. У него появился шанс. Разве ты не этого хотела для нашего брата?

– Да, Шейми, я этого хотела, – сказала Фиона, удивленная проницательностью брата.

– Тогда, Фи, отпусти его. И меня тоже.

– А что мне остается? – вздохнула она. – У меня нет другого выбора.

Шейми встал:

– Давай-ка отправимся на утреннюю прогулку. Доедем до Гайд-парка, погуляем там немного и назад. Возьмем с собой Кейти. Тебе нужно побыть на солнце, подышать свежим воздухом. А то сидишь в четырех стенах и стонешь. Ничего хорошего это тебе не принесет. Да и Джо с малышом – тоже. Жизнь продолжается, Фи. Должна продолжаться. Другой у нас нет.

Фиона озадаченно улыбнулась:

– И с каких пор мой младший братишка стал мудрее меня?

– Около сотни лет назад, – усмехнулся Шейми.

Фиона тоже встала. Они с Шейми уже собрались выйти из спальни, когда в коридоре послышались торопливые шаги. Испуганная Фиона схватила брата за руку.

– С Чарли что-то случилось, – прошептала она. – Так я и знала.

Дверь без стука распахнулась. На пороге стоял Фостер, раскрасневшийся от быстрого бега.

– Мистер Фостер, в чем дело? – спросила Фиона, удивляясь столь внезапному нарушению приличий, ведь за все годы службы в их доме дворецкий никогда не позволял себе подобных вольностей.

– Мадам, он очнулся! – с непривычным волнением произнес Фостер. – Открыл глаза. Пытается говорить. Он сбит с толку и не совсем понимает, где находится. Во всяком случае, так мне сказал посыльный. Но он очнулся!

Фиона мигом догадалась, о ком речь, и быстро пошла к двери.

– Экипаж, и поскорее! – крикнула она.

– Сейчас подъедет, – ответил Фостер. – Сара вас уже ждет с пальто и шляпой.

Фиона поспешила вниз, насколько это позволяло ее состояние. Шейми умчался вперед.

– Мадам, вас не затруднит от моего имени поздравить мистера Бристоу с пробуждением? – крикнул ей вслед Фостер.

– Поздравьте его сами, мистер Фостер, – ответила она. – Места в экипаже хватит всем.

– Мадам, это было бы весьма… необычно.

Фиона остановилась на полпути:

– Если вы до сих пор не заметили, позвольте вам сказать: необычное в нашем доме стало обычным явлением.

– Совершенно верно, мадам.

– И все равно, мы ведь живы. Согласны, мистер Фостер?

Ребенок встретил ее слова очередным толчком в живот. Липтон и Твайнинг цеплялись за юбку.

– Это ведь главное. И другой жизни у нас нет.

– Конечно, мадам.

– Тогда, мистер Фостер, берите Кейти, одевайтесь и поехали.

– Значит, тебя Сидом звать? А по фамилии как? – спросил старший механик.

– Бакстер, – ответил Сид, застигнутый врасплох.

Механик бросил ему лопату и указал на груду угля:

– Добро пожаловать в ад, мистер Бакстер.

Сид с улыбкой поймал лопату. Корабельная кочегарка его не пугала. Он и так находился в аду. Тем поздним вечером, когда Индия пришла к нему в «Баркентину», ему подумалось, что их любовь – проклятие. Сейчас он был убежден: так оно и есть. С ней он познал рай. Теперь будет познавать ад – бесконечную вереницу лет, тянущихся год за годом. Лет без нее.

– Энди Маккин, – представился второй кочегар. – Мы будем работать в первую смену. Советую раздеться. Скоро здесь будет жарко.

Сид поднялся на борт «Аделаиды» полчаса назад. Его ждали. Задержка с выходом судна – самая пустячная любезность, какую мог ему оказать капитан. В свое время Сид обогатил этого человека, скупая у него контрабандный опиум. Едва Сид оказался на борту, буксир потащил судно от причала в открытое море. Сид успел закинуть сумку с вещами на койку и спуститься в кочегарку, как с мостика последовала команда «полный вперед».

– Давай, приятель! Начинаем! – крикнул ему Энди.

Сид сбросил куртку, стянул через голову рубашку. Через десять минут с него ручьями катил пот. Они с Энди перестали быть людьми, превратившись в винтики корабельной машины. Топка огромного пароходного котла пожирала каждую лопату угля, брошенную в ее пасть, и требовала новых. Огонь опалял Сиду кожу. Мышцы поврежденной руки возмущались всякий раз, стоило ему поднять лопату. Рана под лопаткой отзывалась волнами боли. Сид не возражал. Он приветствовал боль, поскольку она вытесняла все остальное: каждое воспоминание и обещание, каждую надежду.