Олег Фурашов - Са, Иса и весь мир [litres самиздат]

Козлетон 47 47 * Козлетон – обычная характеристика неприятного, как у козла, блеющего немузыкального голоса у певца. Мардохея он различил сразу. Хотя и с распознаванием второго голоса (при абсолютной-то памяти юноши) проблем также не возникло – то был властный баритон первосвященника Анны. Подслушиванием Иса сроду не занимался, но ситуация сложилась так, что он не сразу сообразил, как ему поступить.

– Ну, о чём ты толкуешь, Мардохей, – говорил Анна. – Да даже когда он и повзрослеет, не бывать ему в сане священника. Ну и что с того, что мать его из колена левитов? Основа наших основ – родовитость определяется по отцу. Так?

– Так, – пискнул Мардохей.

– Ты же сам признал, что он – нечистый. Греческое отродье. Отпрыск этого…как его…

– …бен Леопарда…

– Посему в послушниках ему – самое место, а выше – ни-ни!

И в этой части разговора Иса совершил святотатство! Он перешагнул через религиозные устои. Он ворвался в Святая святых!…

Но это было чисто внешнее кощунство и оскорбление обрядов. Ведь юноша уже постиг то, что святые отцы – вовсе и не святые отцы, а римские прихлебатели. И ради собственной выгоды они уже давным-давно переступили через самое главное – через веру в идеалы Всевышнего, через верность ближним своим! Да наплевали они на истинные предписания, начертанные Богом в скрижалях! Да переиначили они Святое Писание, толкуя его, как им угодно…

– А царь Давид чистый?! – заорал Иса, врываясь в Святая святых. – Ага! Как же! Да у него мать была моавитянка 48 48 * Моавитяне – ранее родственное Древней Рее племя на восточном берегу Мёртвого моря, которых религиозный закон запрещал принимать в общество реев. ! А первосвященник Анна чистый? Ага! Как же! Да он из молитвы выбросил то, что предначертал Всевышний – свободу Древней Реи! Или скажешь, что это ложь, Анна?!

– Эт-то что…за исчадие ада? – воспользовавшись паузой, которую ему предоставил юноша, ошеломлённо проронил иерарх. – Как посмел ты в Святая святых взойти? Ты почто свято место оскверняешь?

– Это святое место? – захохотал юноша, обводя вокруг себя руками. – Да вы с Мардохеем его загадили и испоганили убийством священника Захарии! Ну, или тем, что переступили через его кровь! Знаете вы кто? Вы веропродавцы!

И ведь не возразили ему вероотступники. И отвели бесстыжие глаза в стороны. И разверзли в бессильном молчании поганые пасти. И молчание их было красноречивее всяких слов.

Тогда сам же Иса и прервал немую сцену, окончательно пригвоздив изменников: «С отступниками я не якшался и якшаться не буду! Со свиньями в луже барахтаться – сам свиньёй станешь! Не место мне в лоне вашей церкви…Тьфу на вас!»

Бедному собраться – только подпоясаться. Мямля и рохля Мардохей не успел даже рта закрыть (в котором роились церковные мухи), а Иса, забрав из дома тётки Анны свой нехитрый скарб и скромные сбережения, уже шагал короткой дорогой в сторону Арета. Ещё одна страница в его жизни была перевёрнута.

Глава четвёртая

1

Прямой дорогой (минуя Салем) повзрослевший Иса добрался до Арета за полтора дня. В городок он входил в сумерках. Несмотря на то, что на улице стемнело, дверь в их пещеру, вопреки обычным правилам, была неплотно прикрытой, и через щель свет от лучины проливался на пространство перед входом. Однако юноша за время разлуки так соскучился по родным, что не обратил внимания на это обстоятельство.

Войдя внутрь, он увидел маму, которая что-то шила, сидя босая прямо на полу. При этом её юбка была надорвана. В пещере она была одна. И это были те нехорошие, скорбные знаки, которые Иса уже не мог игнорировать…

Услышав скрип двери, Ма приподняла голову. Увидев сына, она отбросила шитьё, вскочила и бросилась с плачем к нему.

– Что?! Что случилось?! – похолодев от страшного предчувствия, вскрикнул юноша, обнимая маму.

– Ос!…Ос!…, – прерывая рыдания, отвечала та. – Он…Он…оставил нас…Он умер!

– Ос…умер…, – не желая верить в плохую весть, прошептал Иса, обводя взглядом опустевшее жилище.

Ему стало нехорошо, и он поневоле опустился на землю, тем самым непроизвольно следуя траурной традиции, хотя даже не думал об этом. Он приклонил голову к маме и беззвучно пролил слезу, пряча лицо в её груди.

– Когда он умер? – спустя некоторое время, спросил Иса, словно срок смерти Оса мог что-то изменить. – Что случилось? Отчего он умер? Ведь он был такой…крепкий?

– Уж неделю как, – отвечала ему мама, стряхивая чувственные росинки со своего прекрасного лица. – Сердце не сдюжило. Оно у него уж давно болело. Он даже незадолго до смерти изготовил для себя надгробие. Беспокоился, чтобы у нас не было лишних хлопот и расходов…, – всхлипнула она, и от грустных, но светлых воспоминаний слёзы вновь закапали из её чудных глаз. – Только тебе он ничего не показывал – не хотел волновать. Очень он любил тебя!

– Да, Ос любил меня…, – прошептал юноша, обнимая маму. – Он столько сделал для меня…И я его тоже очень-очень люблю!

– Погоди, – отстранилась от сына Ма. – Почему ты спрашивал, когда Ос умер? Разве тебе не сказали это Карп и Рахиль? Они на днях уезжали с обозом в Салем, и я просила всё передать тебе на словах…

– Нет, никто мне ничего не передавал…

– Как же…Как же ты тогда узнал про Оса? Ведь ты же пришёл в Арет?

– Я вернулся домой совсем по другой причине, – возразил маме Иса. – Совсем по другой…

Так, слово за слова мать и сын поведали друг другу о событиях года минувшего.

Ма, бесспорно, была сильно огорчена тем, что проект по работе Исы у Мардохея столь бесславно провалился. Но траурный статус, а также рассказ сына об обстоятельствах гибели священника Захарии, заставили её лишь опечаленно вздохнуть.

2

Утром следующего дня Иса сходил на кладбище и положил камешек на могилку Оса. Захоронение он отыскал быстро, так как мама подробно проинструктировала его на этот счёт. Сама она с сыном не пошла, поскольку по обычаю тем, кто участвовал в похоронах, место погребения разрешается повторно посещать только на тридцатый день.

Юноша в знак поминовения положил левую руку на надгробие и вспомнил последнюю встречу с Осом – чуть менее года назад. Иса тогда собирался после каникул в Еврон. Мама убежала на рынок, чтобы купить кое-что сыну в дорогу, и они с Осом остались наедине.

– Папа, – вдохнув побольше воздуха и набираясь решимости, обратился тогда к нему Иса по вопросу, который его давно волновал. – Папа…ты мне…папа. И я тебя, после мамы, больше всех люблю…

– А я тебя просто больше всех люблю, – улыбнулся ему Ос, тем самым как бы подбадривая его.

– Папа, ты мне – папа…А кто мой…отец?

– …Ты парнишка уже почти взрослый и должен знать то, что…тебе положено знать, – после недолгой паузы с серьёзным видом заговорил Ос. – Нам разлука предстоит долгая. Кто знает, свидимся ли мы ещё. Потому скажу то, о чём точно ведаю. Ма тебе такое тяжко было бы открыть…Твоей маме было семнадцать, когда в Арете стала гарнизоном римская манипула 49 49 * Манипула – тактическое подразделение легиона, включавшее около 120 солдат. . И был там один грек, которого звали Аркадий Халкос. По-видимому, он был отважный воин, ибо даже у римлян имел прозвище Пантера. Вот с ним и свела судьба Ма. Понравились они друг дружке. Н-да…А потом он, по слухам, чего-то повздорил с центурионом, то бишь с командиром. И даже побил того. А затем Аркадий сгинул неведомо куда. Такая вот история…