Олег Фурашов - Са, Иса и весь мир [litres самиздат]

– А я ведь тебя обманул, хозяин! – заявил он толстяку, при этом одновременно нелогично взирая на Ису. – Чуть не обмишулился.

– Как так! – поразился захмелевший Запа, перестав даже заикаться.

– Дык вить припомнил я того Аркадия! – по-прежнему косясь на юношу, признался рулевой.

– Ну-ну…

– Я вить как допетрил-то?

– Ну-ну…

– Тот Аркадий тожа был тонкий да высокий. И глаза у ево тоже разного цвета, как и у энтого парнишки, – ткнул заскорузлым пальцем в сторону Кирос.

– Ну-ну…

– И самое главное, взгляд!…Тоже такой…Как же про него римляне-то говорили? Ы-ых…, – пребывая в крайнем затруднении, остервенело почесал затылок моряк. – А! Выразительный! Во-во! Пронзает, что твоё копьё!

– Погоди-погоди, – трезвея, проговорил Запирос. – Какие ещё римляне говорили? Ты чё несёшь?!

– Дак я же этого Аркадия на ту сторону в какую пору переправлял-то, – досадуя на непонятливость толстяка, даже хлопнул себя по ляжкам работник. – Давно-о-о это было…Годков эдак пятнадцать-двадцать назад. Точнее-то я и не скажу. Ан никак не мене пятнадцати…Почему я и подзабыл.

– Пятнадцать-двадцать…, – растерянно повторил Запирос.

– Да-а! Тогда ты, хозяин, был ещё не при делах. Тогда хозяйством правил твой батюшка…Да подсобил ему с местечком Аид на Елисейских полях!…Дак вот, переправляю я грека Аркадия. Ведь я ж рулю с кормы, и мне впереди всё видно. А грек всё оглядывается и оглядывается, озирается и озирается: ровно ждёт чего. Потому мне и запал он в башку. Ну, а где-то дён через пять римляне ровно с Олимпа обвалились: разыскивали они того Аркадия! Искали…А чего-почему, то мне невдомёк…

Весь перевоз до противоположной стороны Боспора Бато оглядывался подобно небезызвестному Аркадию. Правда, делал это он умело и скрытно: наклонившись, будто поправляя что-то на обуви, подсматривал через подмышку.

Лишь когда они сошли на берег, великан почувствовал себя вольготнее и перевёл дух:

– Амен, мы почти во Фракии. Здесь-то мне вообще любая тропинка знакома.

– Дядя Бато, ты боялся, что нас станут преследовать римляне? – прозорливо истолковал Иса поведение учителя на пароме.

– Не боялся, а беспокоился, – поправил его тот. – Дьявол знает, что в башке у этого Запироса. Я тебя попрошу, парень, быть осторожнее. Мы же хотим, чтобы наши мечты исполнились?

– Да, теперь мне надо попасть в Халкиду…Или же в Халкис.

– Попадёшь, коль будешь осмотрительным.

– Буду осмотрительным, – пообещал ему ученик.

Но, человек предполагает, а Бог располагает. И последующие события сложились не в духе того, что обещал Иса.

Глава четвёртая

1

Фракия была сельскохозяйственной страной. Здесь даже города скорее напоминали очень большие деревни. Дома жителей были преимущественно деревянные – откуда, собственно, и появилось название «деревня». Таким же был и полис Одив, куда Бато и Иса добрались на второй день после Халкидона.

Они шли по окраине городка, и великан негромко завершал своё сказание о восстании Спартака – самого знаменитого фракийца. «Больше двух лет он гонял голозадых подобно шакалам, – с горечью в голосе подходил к финалу изложения Бато, – но силы оказались неравны. Юбочники обложили его со всех сторон…»

Однако великан не успел закончить даже предложения, как их тоже обложили-окружили: внезапно позади, слева и справа послышались окрики, цокот лошадиных копыт, лязг оружия, замелькали фигуры легионеров. Через несколько минут выяснилось, что горожан сгоняли на площадь Одива, где проходила показательная казнь.

Путников пригнали к месту расправы в числе последних. К тому времени репрессия уже свершилась: на виселице болталось тело какого-то человека, а вокруг него на лошади ездил командир легионной конницы. Римлянин периодически злобно колол мертвеца мечом и свирепо изрыгал угрозы в адрес толпы:

«Я начальник отряда Туллий Лициний Келсий! Сделайте зарубку на ваших тупых лбах, что с каждым будет то же самое, если кто посмеет хотя бы подумать плохо о Великом Риме! – доносил до горожан смысл своей филиппики командир римлян через переводчика. – Этот негодяй из Дакии, – в очередной раз ткнул он остриём в повешенного, – выступал против Рима. Скрывался. Сегодня был схвачен вместе с главным злоумышленником по имени Брайко. Донесите всем, что Брайко и его жена убиты на месте задержания. Помните, всяк, кто укрывает бунтовщиков, понесёт жуткое возмездие. И по некоторым, – ударил он мечом по деревянному столбу, – виселица ещё плачет!»

Начальник конницы гнетущим взглядом обвёл безмолвную толпу, бросил меч в ножны и поднял руку, готовый отдать команду подчинённым об убытии, но его опередил спешившийся брыластый легионер, стоявший неподалёку.

– А с этой-то что делать? – спросил он на латыни, держа за руку не то девочку, не то совсем ещё юную девушку.

– С этой? – задумался Туллий Лициний Келсий.

– Это же дочь того…Брайко? – услужливо подсказал брыластый. – При задержании Брайко наших троих положил.

– Ты сам, Галлус, эту девку пленил? – уточнил Келсий.

– Я, – подтянулся брыластый.

– А ты что, на радостях нашу заповедь запамятовал: «Что попало под плащ легионера, то пропало навсегда»? – под общий гогот римлян, съязвил командир. – Хочешь – выпусти ей кишки, хочешь – сделай из неё лупу 76 76 Лупа (латинское lupa) – буквально – волчица; лупами в Древнем Риме называли проституток. .

Девочка-девушка была страшненькая: лицо распухшее, в крови и ссадинах, нос сломан, левое ухо надорвано. Казалось, она не понимала, что с ней происходит. У неё наблюдалась резкая бледность кожных покровов и, вопреки ситуации, сонливое состояние. Едва Иса подумал про сотрясение мозга, как девочку стошнило. От неожиданности губастый Галлус даже подпрыгнул козлом, а его сослуживцы с новой силой принялись над ним насмехаться.

Именно в этот миг в недрах подсознания Исы мелькнула реминисценция о том, как он сам переживал, когда год тому назад расстался с мамой и родным очагом. Но какая-же то оказалась малость в сравнении с долей несчастной девчушки! Ибо она в мгновение ока не только навсегда лишилась родителей, домашнего очага и смысла существования…В каждую последующую секунду по произволу какого-то брыластого ничтожества её могли выпотрошить, как куропатку, или отдать на растерзание легионерам…И молодого мужчину охватила неимоверная жалость к бедняжке – до щемления в сердце.

И Иса, не помня себя, забыв про предостережения Бато, на латыни подал голос из толпы: «Пощадите её! Она же ещё ребёнок совсем!» И он принялся протискиваться сквозь скопище к виселице.

– Кто? Кто просил о пощаде? – выпрямился в седле Туллий Лициний Келсий под гул своего войска.

– Это я просил, – выбираясь из гущи народной на прогалину, сказал Иса. И процитировал на хорошей латыни: «Audiātur et altĕra pars» 77 77 Audiātur et altĕra pars (латинское) – выслушай и вторую сторону (принцип справедливого разбирательства в римском праве). .