Лариса Шкатула - Жизнь под маской

– Нет! – испуганно выкрикнул Ян.

– Это будет неприятно, – согласился его мучитель, – ну да советская власть разберётся, кто прав, кто виноват…

И дал понять, что и сам знает, как неубедительно это звучит.

– Светлана ни в чем не виновата!

Утверждение Яна выглядело по-мальчишески запальчивым.

Разве он мог знать наверняка? А если она действительно попала в лапы каких-нибудь заговорщиков? Иначе разве стали бы её, безвинную, арестовывать? Она такая доверчивая, её могли обмануть!

– Конечно, её могли обмануть, – точно в ответ на его мысли медленно проговорил Чёрный Паша, следя за выражением лица юноши: ему нужен был его страх за Светлану, готовность Яна пожертвовать всем ради неё. Насколько дорога Поплавскому арестованная учительница? Ибо Гапоненко пришла в голову мысль простая до гениальности: как следователю в условиях беззакония и вседозволенности в самом центре столицы создать целую армию безусловно преданных ему людей, для которых станет законом одно его слово.

– Товарищ майор! – заглянул в кабинет дежурный старшина. – К вам на прием муж Крутько просится.

– Скажи, пусть минуту подождет, – распорядился Гапоненко и повернулся к Яну: -Посиди пока в коридоре, подумай, как вести себя, чтобы твою названую сестру из-за тебя не расстреляли.

Ян вышел, столкнувшись в дверях с Николаем, который от волнения ничего вокруг не видел…

Вопреки утверждению Петерса, что дело окажется несложным, уже на второй день после ареста Крутько в её камере произошло ЧП.

Охранник, дежуривший в ночь, вдруг исчез из поля зрения караула. Была объявлена тревога, начались поиски. Оказалась приоткрытой дверь в камеру Крутько. Глазам вошедших представилась странная картина. Заключенная, полностью одетая, скрючилась на нарах в глубоком обмороке, а рядом, на полу, с расстегнутыми брюками лежал охранник: он был в сознании, но не мог выговорить ни слова, ни пошевелиться. Вызванный тюремный врач поставил диагноз: инсульт…

Что делал в камере молодой женщины охранник, можно было догадаться, но внезапная болезнь здорового тридцатилетнего мужчины Дмитрия насторожила. Впрочем, только его одного. Остальные сотрудники этого строгого учреждения привыкли к разным сюрпризам судьбы: в этих стенах не один здоровый человек в несколько дней становился дряхлой развалиной, а самые волевые на вид мужчины на допросах ломались и плакали как младенцы. То, что болезнь поразила одного из работников политуправления, говорило о том, какой это тяжкий труд – борьба с врагами народа.

– Садитесь, товарищ Крутько, – услышал муж Светланы голос майора и присел на краешек стула.

– Заметьте, я все ещё считаю вас товарищем, хотя ваша жена обвиняется в принадлежности к монархической организации.

– Господи! – ахнул он и побледнел при мысли о том, как было получено такое признание. – Ее пытали?

– Пока нет, – Гапоненко внимательно посмотрел в лицо военврача; он намеренно сказал "пока", чтобы выбить его из колеи – именно в таком взбудораженном состоянии люди проявляются наиболее полно.

– Пока, – растерянно повторил за ним Крутько, – но ведь она такая юная!

– А уже выступает против государства.

– Послушайте, товарищ Гапоненко, я не стану доказывать невиновность Светланы – вы мне всё равно не поверите, хотя более чистого и честного человека, чем моя жена, я не встречал… Но, может быть, моя жизнь государству нужнее?

– Странные вопросы задает советский офицер! Разве ваша жизнь не принадлежит целиком и полностью стране победившего пролетариата?

– Может, я не так выразился… Но дороже жизни у меня ведь ничего нет… Что ещё я мог бы вам предложить?

– Пожалуй, все остальное можно было бы квалифицировать как взятку… Значит, вы готовы принять любое наказание вместо вашей жены вплоть до расстрела?

– Готов!

"Да, теперь он действительно созрел, – удовлетворенно подумал Гапоненко. – Видимо, душу дьяволу продают в такие вот моменты… Слаб мужчина любящий. И одновременно силен. А смог бы я ради Катерины пожертвовать жизнью? Ради Катюши и Пашки? Смог бы?"

Он подал Крутько бумагу и ручку.

– Пишите: я – фамилия, имя, отчество – являюсь членом монархистской организации, – следователь помедлил, подбирая слова: – "За веру, царя и отечество". Пойдёт?

Он хотел пошутить, но увидел, что Крутько отложил ручку и застыл весь сплошной вопрос.

– Вы предлагаете мне это написать?

– Я не предлагаю, я требую, – сухо уточнил Гапоненко.

– Да после такого признания и меня арестуют, и Светлану отсюда не выпустят! – военврач с отчаянием взглянул на него. – Это ловушка? Вы хотите нас извести? Но за что? Может, когда-то я не смог вылечить вашего близкого родственника? Мы прежде где-нибудь встречались? Вы за что-то мне мстите?!

Следователь поморщился:

– Однако, Николай Иванович, не ожидал от вас такого примитивного мышления!

– А что я ещё могу подумать? Написать поклеп на самого себя и ждать за это награды? Что вы хотите?!

Тот, кого он так отчаянно вопрошал, обошёл стол с другой стороны и, присев на краешек, шепнул ему в самое ухо:

– Вашу душу.

– Что-о?!

– Если вас пугает такая формулировка, тогда – беспрекословное повиновение в случае необходимости, а такая бумага сможет его гарантировать. Как только понадобится, вас об этом известят и, не задавая вопросов, вы будете делать, что прикажут! Условная фраза будет, скажем, такая: "Вам нравится в одежде черный цвет?" Ответите: "Только в отдельных случаях!"

– Только, если Светлана…

– И никаких условий, слышите, никакой торговли! Слепая вера, и всё!

Крутько опять взялся за ручку.

– Как, вы сказали, писать дальше?

Хозяин кабинета смягчился.

– А вашу жену мы непременно освободим. К сожалению, это нельзя сделать немедленно – машина уже закрутилась. Чтобы её остановить, понадобиться денёк-другой. В ОГПУ не любят признавать ошибки… Видите, как я с вами откровенен? Это потому, что я знаю: написанное вами заявление свяжет нас крепче кровного родства!

– Предлагаете мне всю оставшуюся жизнь прожить с дамокловым мечом над головой? – он сгорбился и как-то съежился, как будто из него выпустили весь воздух.

– А у вас есть выбор? Впрочем, есть: лишить жизни и себя, и жену… Могу вас успокоить – этот самый меч уже висит над всей Россией, причем большинство граждан об этом даже не подозревает!

Какая-то мысль пришла в голову Крутько: он оживился, поднял голову и посмотрел в глаза следователя.

– Кто знает, может, я буду ждать слов вашего пароля с нетерпением?

– Такое настроение мне больше нравится!

Чёрный Паша мысленно поздравил себя: первый воин его гвардии вызывал уважение и надежду, что со временем он обретет верного соратника. Однако каких преданных гвардейцев он себе ни подберет, для нужд гвардии генералу требуются деньги. И немалые.