Анна Жнец - Дочь нечестивца

Девушка сидела на песке, дожевывая лепёшку и наблюдая, как разбойники сворачивают лагерь. Смеясь и переругиваясь, бандиты сновали туда-сюда, не обращая на Нейт внимания, словно она была вещью, которую собирались погрузить на верблюда в последний момент перед отправкой. Руки и ноги девушки были свободны, никто не смотрел в её сторону, но при всем желании она не смогла бы сбежать, и, похоже, разбойники это знали. Тело, грязное, осквернённое, казалось чужим и непослушным. Когда Нейт попыталась подняться, что-то липкое потекло по бедру. Ноги подкашивались при каждом шаге, и она чувствовала себя ребёнком, только научившимся ходить.

Увидев эту ковыляющую походку, разбойники рассмеялись, ощутив прилив мужской гордости: после близости с ними девушка едва двигалась. Нейт была обнажена, но, глядя на неё, жалкую, побитую, всю в крови, вряд ли у кого-то могло возникнуть желание овладеть ею. И всё же если бы Нейт могла, то прикрылась бы. Она мечтала с головой погрузиться в воду, стерев грязь и кровь, и, хотя бы частично, воспоминания.

Вышедший из палатки вожак бросил Нейт старую тряпку, велев одеться. Дрожащими пальцами она обернула вокруг тощих бёдер это жалкое подобие мужского схенти. Так быстро, как только могла. Грудь осталась обнажённой, но, даже прикрытая короткой тряпицей, девушка почувствовала себя лучше.

«Это всего лишь тело, – подумала Нейт. – Осталась только бренная оболочка. Мой дух покинул её и теперь, неприкаянный, блуждает где-то между миром живых и мёртвых. Он вернётся, когда всё закончится».

Мысль успокаивала. Главарь бандитов снова направился к девушке, на этот раз с верёвкой. Нейт покорно протянула ему израненные запястья, но, заметив на руках пленницы багровые полосы, мужчина не стал её связывать, понимая: она и так никуда не денется.

Нейт давно достигла нужного возраста, но луна ещё не властвовала над её телом. Кровь ни разу не запятнала бельё и постель. В двенадцать лет Нейт, как и многих девушек, собирались выдать замуж, но кому нужна жена, не способная подарить супругу ребёнка? А в семнадцать она уже считалась старой девой, и тело её до сих пор было бракованным. Каждое утро замечая в глазах матери тревогу и невысказанный вопрос, Нейт и сама тревожилась, но сегодня была благодарна богам за то, что в эту страшную ночь не могла зачать.

* * *

Передвигаться верхом на верблюде было мучительно, тяжелее, чем идти пешком. Нейт казалось, что между ног у неё открытая рана и каждое размеренное движение животного заставляет эту рану кровоточить. Солнце обожгло плечи и напекло голову. Во рту было невыносимо сухо. Больше всего хотелось сделать привал и неподвижно полежать в тени, но разбойники слишком спешили избавиться от обузы и до самого города ни разу не остановились на отдых.

Покинув сообщников в одной из пещер скалистой долины, главарь вместе с девушкой пешком направились в сторону площади, стараясь держаться бедных кварталов. Нейт впервые увидела, что представляет собой невольничий рынок: шум, вонь, скопление потных людей, в клетках и на длинных помостах закованные в цепи рабы – мужчины, женщины, дети, некоторые совсем маленькие, жмущиеся от страха к матерям или одиноко стоящие среди незнакомых взрослых. Большинство – с низко склонёнными головами, не смеющие оторвать глаз от босых ног.

Египтяне не привыкли стесняться обнажённого тела: всё детство они бегали без одежды, пока, достигнув определённого возраста, мальчики не получали своё первое схенти, а девочки – платье. Но было что-то чудовищно неправильное в том, что все эти люди, мужчины и женщины, стояли на помостах голые, бесстыдно выставленные напоказ.

«Это так унизительно», – подумала Нейт.

Какую-то несчастную негритянку у стены под навесом били по ногам и животу палками. Девушка корчилась на земле, прикрывая руками грудь, но не издавала ни звука.

Молодой вожак остановился рядом с сараем, высматривая кого-то в толпе. Нейт видела, как внутрь затащили чернокожего мальчика десяти лет, а спустя время из-за стены донёсся дикий, истошный вопль. Мимо на кастрацию повели ещё одного сопротивляющегося раба. Парень вырывался изо всех сил. Он был взрослым и понимал, что его ждёт. В таком возрасте операция переносилась тяжело и часто заканчивалась смертью.

– Кого на этот раз ты мне привёл?

Нейт обернулась на голос и увидела толстого египтянина, говорившего с главарём бандитов.

– Твой товар никогда не отличался хорошим качеством, но зачем ты испортил девчонке лицо? Посмотри, она вся дрожит. Похоже, у неё лихорадка.

Нейт в самом деле чувствовала себя плохо, но считала, что после случившегося это нормально и даже закономерно. Она не задумывалась о том, что могла заболеть, проведя ночь под открытым небом, но, похоже, торговец был прав и её действительно лихорадило.

– Сколько за неё дашь?

Толстяк пожал плечами и протянул разбойнику несколько золотых колец. Нейт поняла: её продали. Когда главарь бандитов скрылся в толпе, растерянная и униженная, она повернулась к своему новому хозяину. Это был старый и грузный египтянин с лоснящимся от пота лицом и двумя дряблыми подбородками, дрожащими при ходьбе. Грудь у него была почти женской, полной и обвисшей, и тоже тряслась. Подражая знати, он сбривал волосы с тела и носил парик из овечьей шерсти с мелкими косичками, которые делали его внешность ещё более неприятной.

Нейт хотелось закричать прямо в эту жирную, обрюзгшую морду, что она не рабыня и рождена свободной, но понимала: этим ничего не добьётся. Если в будущем, набравшись сил, Нейт попытается бежать, сейчас надо усыпить бдительность своего нового господина и проявить покорность.

* * *

Как и все городские жилища, дом Низама имел в плане правильную прямоугольную форму и был построен из необожжённого кирпича, изготовленного из нильского ила, песка и соломы. Плоская крыша служила террасой, где можно было отдохнуть в полуденный зной. Наверх вела шаткая лестница с высокими узкими ступенями. Первый этаж не имел окон и сдавался ремесленникам, второй – мужчина занимал сам. Жилая часть состояла из длинного коридора и четырёх тёмных комнат, две из которых оказались крошечными. Одна пустовала, и хозяин на время отдал её Нейт.

Девушка с интересом оглядела свою новую спальню. Окно было шириной в локоть и располагалось под потолком, из-за этого внутри всегда царили сумрак и спасительная прохлада – настоящая благодать после дня, проведённого под палящим солнцем пустыни. На полу лежала циновка с деревянной подставкой для головы. Рядом стояли сундук и грубо сделанный табурет со складными ножками. Другой мебели в комнате не было, но после жалкой хижины парасхита Нейт казалось, что она попала в настоящий дворец.