Лана Фаблер - Закат Солнца

– Раз так, то ты мне не откажешь, ведь мы с повелителем два части одного целого. Мы действуем едино и вместе противостоим трудностям. Сейчас ты должен выбрать сторону, как это сделала я много лет назад.

Сглотнув, Азиз-ага осмелился на нее посмотреть и скованно произнес:

– Я верен повелителю и всему правящему семейству. Других господ у меня нет.

– Это радует, – Небахат Султан одарила его холодной улыбкой превосходства. – Значит, ты выполнишь все, что я тебе прикажу.

– Госпожа, вы меня не так поняли, – изумил ее своими словами евнух. – Я предан вам, как и всем членам семьи султана, но подчиняюсь ему одному и только.

Слегка нахмурившись, Небахат Султан с улыбкой недоверия осведомилась у него:

– Ты смеешь отказывать мне?

– Я всего лишь выполняю свой долг, госпожа. Если позволите, я вернусь к работе.

Он поспешно поклонился и быстрым шагом вышел из покоев, оставив султаншу в полном недоумении. Выходя на балкон, она, однако, быстро пришла в себя и уже раздумывала над тем, как ей изменить ситуацию в свою пользу.

– Госпожа, – Джайлан-хатун, находящаяся здесь, снова сделала поклон.

– А я о тебе напрочь забыла, – удивленно повернувшись на ее голос, пробормотала Небахат Султан и прошла к мраморным перилам.

Солнце осветило ее, и светло-каштановые волосы султанши, струящиеся мягкими локонами, налились золотом. Джайлан-хатун с тоской на нее поглядела, потому что любила всем сердцем и хотела и впредь быть ее преданной слугой. Но этому уже не суждено сбыться… Она хорошо знала султаншу – та от нее избавится, когда для этого будет подходящее время. Предательство она не простит никогда.

– Джайлан, как долго ты рядом со мной? – вдруг спросила Небахат Султан, продолжая лицезреть открывающийся с балкона чудный вид на залив.

– С тех пор, как родился шехзаде Касим, госпожа, – подавленно откликнулась рабыня.

– Верно, – чуть усмехнулась Небахат Султан. – Став султаншей, я выбрала тебя среди множества рабынь и приблизила к себе. Все эти годы ты была мне надежной опорой. Лишь тебе я могла доверять в этом дворце, полном лжи и интриг. Но ты предала меня, Джайлан.

– Госпожа! – сокрушаясь, Джайлан-хатун рванулась к ней и в отчаянии упала перед султаншей на колени. – Клянусь, я не предавала вас! Никогда бы я не пошла против вас, госпожа. Валиде Султан вызвала меня к себе уже поздним вечером, сказала, что я пойду к султану, а когда я попыталась возразить, Мерган Султан пригрозила мне смертью. Евнухи уже схватили меня, чтобы отвести в темницу для пыток. Я… я испугалась! Не знала, как мне быть.

Медленно повернувшись к ней с неприступным видом, Небахат Султан посмотрела на нее сверху-вниз и горько улыбнулась. И столько боли и разочарования было в этой улыбке, что Джайлан-хатун не сдержала слез. Султанша мягко коснулась пальцами ее подбородка, но слова ее были холодны как лед:

– За твое предательство я могла бы лишить тебя жизни, Джайлан. Однако, я оставила тебя в живых в память о твоих былых заслугах. И я буду так милостива, что даже устрою твою судьбу. Ты не станешь увядать в Старом дворце, а выйдешь замуж за достойного, обеспеченного человека. Станешь свободной женщиной, чего мне никогда не получить. Если выполнишь мой последний приказ.

Плача на коленях, Джайлан-хатун судорожно покивала, показывая, что готова на все.

– Любой приказ, госпожа. Я все исполню.

Топкапы. Султанские покои.

Когда он был в саду с сестрой, пришел ага и сообщил, что повелитель хочет видеть его. Айнишах Султан оскорбилась, что отец не позвал и ее, но сделала вид, словно это не так и продолжила прогулку. Шехзаде Касим поспешил вернуться во дворец и сразу же направился в покои правителя. Он застал его сидящим на тахте вместе с шехзаде Хасаном. Встав перед ними и поклонившись, шехзаде Касим вежливо осведомился:

– Вы посылали за мной, повелитель?

Султан Ахмед был одет в темно-серый кафтан – он предпочитал темные, приглушенные цвета, которые оттеняли его проницательные серые глаза. Повелитель всегда выглядел просто и неброско. Даже его улыбка была бесхитростной, а выражение его лица – неопределенным. Он как будто постоянно носил непроницаемую маску, прячущую его истинные чувства.

– Да, сын. Проходи, садись.

Шехзаде Хасан подвинулся к отцу, и его старший брат сел на освободившееся место – таким образом они оказались на тахте втроем. Падишах приобнял младшего сына, и тот расцвел редкой улыбкой. Хасан казался слишком маленьким для своих десяти лет. Он был худой, очень бледный, с черными волосами и бегающими карими глазками. Болезненный мальчик быстро уставал от активных игр, потому все чаще сидел в покоях с матерью, играл в игрушки и скучал. Находиться рядом с добрым, ласковым отцом было для него настоящим праздником.

– Поход близится, и я хочу провести время с вами, – проговорил султан Ахмед, объясняя, почему они собрались вместе. – Хасан уже рвется в поход, не правда ли?

Шехзаде Хасан покивал и оглянулся на усмехнувшегося брата.

– Папа говорит, я уже могу начать учиться… – он запнулся на последних словах, видимо, не зная, как это назвать.

– Управляться с саблей, – подсказал ему отец-султан.

– В свое время ты всему научишься, Хасан, – мягко отозвался шехзаде Касим и потрепал его по голове. – Будем вместе тренироваться, да?

– А вдруг мама не разрешит мне? – мальчик вопросительно посмотрел на отца, и в его глазах появилась совершенно недетская тоска. – Она мне все запрещает. Говорит, что мне нельзя много бегать и… не позволяет покататься на пони.

Вздохнув, султан Ахмед переглянулся со старшим сыном и с улыбкой погладил младшего по спине.

– Не переживай. Ты будешь учиться понемногу, и тогда мама не станет ругаться. А на пони ты покатаешься. Завтра же отправимся в конюшню и выберем тебе самого красивого. Я буду рядом. Мама не запретит.

Ребенок улыбнулся с таким неподдельным счастьем, что в груди у повелителя что-то дрогнуло, и он покрепче обнял сына. Он старался быть добрым и ласковым с ним, помня, как был жесток с ним собственный отец. Его детство было сплошной чередой страданий и унижений. Никто не желал понять его, помочь ему справиться со слабостями, поддержать, а не высмеивать. По примеру отца и его братья точно также презирали его. В родной семье он был отверженным. Эта боль навсегда останется с ним, в самой глубине его души. И он не хотел, чтобы его дети познали подобное.

– Хасан, ты ступай на террасу. Я оставил там для тебя подарок.

– Подарок?.. – шехзаде Хасан сначала удивленно вскинулся, а потом поспешил на балкон под смех отца и брата.

– Он подрос, верно? – заметил падишах, повернувшись к сыну. – Время быстро летит.

– Это так, повелитель, – согласился с ним шехзаде Касим. – Матушка говорит также и всякий раз изумляется, если я делаю что-то, что свойственно взрослым.