Сари Робинс - Что надеть для обольщения

– Я предполагаю, мисс Гелдс придется пройти обычную для всех кандидатов процедуру приема в общество, – осторожно намекнул Прескотт.

Эдвина закивала:

– Все члены нашего общества через это проходили. И даже президент не имеет права отменять общие правила.

– Я хочу вступить в общество и пойти по вашим стопам, леди Росс. Прошу вас, скажите, куда мне обратиться с официальным заявлением о приеме.

– Вы знаете, где у нас штаб-квартира?

– Разумеется. Джерард-стрит, сто восемьдесят три, рядом с вашим домом. Мои подруги уже ждут вас там. Я решила опередить их, разыскать вас, пока они не обратились к вам со своими заявлениями.

Так, значит, ее ждут другие юные девицы… Эдвину отнюдь не обрадовала такая перспектива. Она натянуто улыбнулась.

– Оставьте все сведения миссис Люси Томас, в обществе. Когда придет время, ваше заявление рассмотрят.

– Вы замолвите за меня словечко, леди Росс?

– Я не могу вам ничего обещать, мисс Гелдс. Но наравне со всеми шанс вам предоставят. – Эдвина понятия не имела, что собой будет представлять процедура рассмотрения заявления, но ей хотелось, чтобы все было максимально честно.

Юная барышня захлопала в ладоши.

– Благодарю вас, леди Росс. Я прямо сейчас пойду и подам заявление.

Девушка умчалась прочь, как персиково-белый вихрь.

– О Боже мой! – Эдвина схватилась за сердце. – Что ее подтолкнуло к этому?

Прескотт посмотрел на Эдвину:

– На романтичных юных особ обычно производит неизгладимое впечатление, когда состоятельная дама выходит замуж за бедняка. По любви.

– Но какое все это имеет отношение к моему обществу?

– Наша помолвка привлекает внимание к вашей персоне и как следствие – к вашим свершениям. Самое заметное среди них – ваше Общество образования и развития женщин.

– Я и представить не могла, что созданное мною общество получит столь широкую известность. – Эдвина тяжело вздохнула. – Мои родители будут страшно недовольны.

– Значит, то, что сказала девушка о ваших родителях, – истинная правда? Они не одобряют вашу деятельность?

– Создание дамского общества? Не одобряют – это слишком мягко сказано! Они просто в шоке. – Эдвина приложила пальцы к виску, потому что голову пронзила резкая боль. – Они и слышать ничего об этом не хотят.

– Я понимаю, что такая злая гарпия, как ваша свекровь, может не быть достаточно просвещенной. Но почему ваши родители не одобряют организацию такой прогрессивной направленности, как ваше общество?

– Ну, как вам объяснить… Во-первых, отец находит унизительным тот факт, что мы занимаемся сбором одежды для бедных и к тому же сами ее развозим. Его шокирует, что мы помогаем женщинам, попавшим в тюрьму. Он не выносит моих ученых подруг, которых называет «синими чулками», не приветствует, что ко мне домой часто съезжается уйма народу, когда мы проводим собрания членов общества. Ну, в общем, слишком долго перечислять… – Эдвина вздохнула. – Я не понимаю своего отца и вряд ли когда-нибудь смогу понять.

– Может, истинная причина его недовольства кроется в том, что ему прекрасно известно, что происходит в его собственном клубе? Обильные возлияния, азартные игры, сомнительные компании, о которых домашним неприлично рассказывать… Ничего ужасного, но посторонних лучше в это не посвящать.

Продолжая тереть висок, Эдвина улыбнулась одними уголками губ.

– Вы говорите так, словно знакомы с моим отцом.

– Нет, с вашим отцом я не знаком, однако знаю нескольких других папаш. Они считают, что имеют право жить по другим правилам, нежели их собственные дочери. И я не могу их в этом винить. Хотя у меня самого вряд ли когда-нибудь будут дети, я смею сказать, что, будь у меня дочка, я бы запирал ее в комнате на замок и не подпускал к ней мужчину на расстояние пушечного выстрела.

Эдвина недоуменно захлопала ресницами.

– Вы сказали, что у вас вряд ли когда-нибудь будут дети. Почему, интересно?

– Нетрудно заметить, Эдвина, что я не создан для брака, а давать жизнь детям вне брака и создавать им тем самым дополнительные трудности в жизни я не намерен.

– Не созданы для брака? – Эдвина выпрямилась. – А мне показалось, что как раз наоборот.

– Весьма забавно, – раздраженно проговорил Прескотт. И его лицо стало непроницаемым.

– Я говорю совершенно искренне, Прескотт. Признаюсь, меня несколько обескуражило то, как вы восстановлены против брака. Может быть, это из-за того, что ваши родители дали вам жизнь вне брака?

Прескотт недовольно нахмурился. Он не ожидал, что Эдвина будет настойчиво муссировать эту тему. Ну и что! Она все равно будет продолжать его расспрашивать! Эдвина ничего не могла с собой поделать: этот вопрос был для нее слишком важен.

– Это потому, что я не смогу быть хорошим семьянином, – проговорил Прескотт сердито. – Просто не такой я человек по складу характера.

– Я не могу согласиться с вами. Вы прекрасно умеете слушать другого человека, что, к сожалению, редко встречается у мужчин. Кроме того, у вас прекрасное чувство юмора. Вы надежны и заслуживаете доверия. По-моему, любой отец и муж должен обладать этими прекрасными качествами.

– Ваш супруг обладал хоть чем-нибудь из этого набора достоинств?

– Н-нет… По правде сказать, ни одним из них он не обладал.

– Что и требовалось доказать! Женщинам не нужны хорошие слушатели. Им нужны деньги, положение в обществе, осуществление честолюбивых надежд. А идеальный вариант – получить все, вместе взятое. А я им ничего из этого не могу предоставить. – Прескотт разгорячился. – Более того, я ни за что на свете не пойду на величайшую в мире глупость, навечно приковав себя к какой-нибудь одной женщине.

Это было произнесено с таким пылом, с такой внутренней убежденностью, что Эдвина выпрямилась и пристально посмотрела на Прескотта.

– Я не представляла, что вы такого низкого мнения о женщинах.

– О, ну что вы! Я очень люблю женщин. Я их просто обожаю! Но я ни за что не положусь ни на одну из них. Никогда в жизни!

Наступила неловкая тишина. Было только слышно, как щебетали птицы, а рядом галдели играющие дети.

Эдвина покачала головой, до глубины души расстроенная его признанием.

– Мне интересно знать, Прескотт, кто так сильно вас ранил, что вы разом ополчились на всю прекрасную половину человечества.

Прескотт отвернулся, снял шляпу и провел рукой по волосам. Он молчал, неподвижным взглядом уставившись на синевшее вдали озеро Серпантин. Его густые волосы отливали на солнце медью.

– Кэтрин Данн? – спокойно спросила Эдвина.

– В Андерсен-Холле я научился многому. – Он снова повернулся лицом к Эдвине и водрузил свою шляпу на место. – Она была только одной из многих моих учителей. – То, каким тоном Прескотт это произнес, не допускало никаких дальнейших расспросов, и Эдвине ничего другого не оставалось, как замолчать и продолжать сгорать от любопытства, строя догадки о том, что связывало в прошлом Прескотта и миссис Кэтрин Данн.