Витольд Недозор - Дочь Великой Степи. Танец клинков

Кровь и смерть пьянят, разогревают лучше любого вина. С разных сторон одни зрители выкрикивали ставки на победу, другие отвечали:

– Сто на Фульгу!

– Сорок на Сциллу!

– Двести на Сциллу…

– Поставь лучше свою задницу, «зеленый»!

– Сто – и Сциллу отпустят стоящей!

Сицилийка уже не спешила атаковать: кажется, она поняла, что столкнулась с противницей, по меньшей мере, равной ей по силе. Это было плохо…

Гипсикратия вновь разорвала дистанцию. Побежала вокруг Сциллы быстрыми короткими шажками, время от времени выбрасывая вперед копье, резко и сильно.

Хотя солнце еще не добралось до зенита, обе гладиатрисы уже обливались по́том. Прическа Сциллы растрепалась, и Гипсикратия заметила у нее в ушах золотые серьги изящной работы – не вязавшиеся с грубым лицом. А еще она заметила, что губы Сциллы накрашены дорогой помадой, а щеки покрыты пурпурными румянами. И еще следовало признать, что у нее отличная выдержка.

Хозяин наверняка поставил на ничью, но сицилийка, скорее всего, и вправду любовница какого-нибудь влиятельного господина. Ни в коем случае нельзя злить таких людей, как этот неведомый покровитель.

Скифянке оставалось придерживаться первоначального плана: пользуясь тем, что ее копье длиннее щитового умбона, вертеться вокруг сицилийки, пока та не выбьется из сил. Потом – один удар на полную длину древка, будто змеиный бросок, легкая рана – и всё…

Словно прочитав эту мысль, сицилийка ринулась на сближение, рубящим взмахом опустила кромку щита, но Гипсикратия увернулась и пнула ее в колено. От удара Сцилла упала на песок, едва не выронив оружие, – но все же удержала его.

Противница попыталась достать Гипсикратию острием умбона. Та отскочила, невредимая, и копье снова метнулось вперед. Металл скрежетнул по древку, оставив на нем царапину.

Бой продолжался. Финт, удар, выпад…

На арене установилось равновесие: Гипсикратия металась вокруг Сциллы, нанося удары, а та отбивала их, пытаясь подойти к сопернице вплотную: тогда острие или окованная кромка щита дадут ей преимущество…

Отразив тяжелый удар, нацеленный в переносицу, Гипсикратия вновь ткнула копьем, метя в бедро, – но это был обманный прием. Сицилийка, уклоняясь, потеряла равновесие, качнулась вперед. Она замешкалась только на миг – но копье безошибочно и молниеносно устремилось в цель, пройдя чуть ниже края зеленой жилетки. Оно всего лишь рассекло кожу, но…

Сцилла взвизгнула от боли. Сейчас она погибла бы в третий раз, и впервые это поняла. Другая на ее месте проявила бы осторожность, но сицилийка разъярилась всерьез.

Она отвела правую руку назад и вниз, как дискоболы в палестрах. В следующий миг ее противница присела, и вертящийся щит пролетел у нее над головой.

Скифянка тут же бросилась в атаку. Острие раз за разом било в оставшийся накулачник, Сцилла с перекошенным от злобы ртом пятилась, пытаясь обойти Гипсикратию и вернуть себе второй щит, которого так бездарно лишилась. Рывок – копье едва не достало бок сицилийки (да понимает ли она, что только что погибла в четвертый раз?!), и Сцилла в перекате уже готова была схватить свое оброненное оружие…

Не схватила – копье ударило рядом с кистью, явственно обозначив, чем завершится такая попытка. Сцилла с проклятьем отскочила, и Гипсикратия встала так, чтобы валявшийся на песке щит оказался у нее за спиной.

– Фульга, проткни ее!

– Сцилла, дави эту грязную рабыню!

– Сцилла!

– «Зеленые» – дерьмо шелудивой свиньи!

– Забей ей копье в щелку!

– И в зад!

– Сдохни, степная волчица!

Низко присев, Гипсикратия уперла окованную железом «пятку» копья в песок, как при защите от всадника. Это был намек: теперь Сцилла имеет право держаться как можно дальше, после первой раны никто не упрекнет ее в трусости, а время идет и…

Сицилийка зверем бросилась на Гипсикратию и принялась наносить яростные удары. Скифянка едва успевала их отражать: навершие копья билось в умбон, сминало бронзовую закраину. Но время поединка истекало, оставалось продержаться совсем немного, распорядитель вот-вот подаст сигнал…

Гипсикратия не успела осознать происходящее. Она лишь увидела, как скользит песок под крупными ступнями Сциллы, как в нелепой попытке сохранить равновесие та взмахивает руками, как роняет щит, открывшись, – и падает вперед.

Прямо на острие. Шеей.

Кровь хлынула из раны и изо рта Сциллы. Под тяжестью ее тела Гипсикратия выронила оружие. Миг – и сицилийка упала на арену, мертвая, как камень.

Тишина повисла над цирком. Песок арены жадно впитывал кровь, которая уже не хлестала толчками – сердце жертвы остановилось, – а текла ровно и обильно, будто из треснувшей амфоры.

– А-а-а… чтоб тебя, Качей! – прошептала Гипсикратия, найдя взглядом сидящего в первом ряду хозяина Руфуса и увидев, как багровеет его лицо.

Потом у нее перед глазами замельтешили туманные пятна, а в ушах монотонно загудело, как будто арену окружил рой пчел. Трибуны взревели:

– А-а-а-а-а – Фульга!!

– Фульге слава!

– Сука! Сука красная!

– «Зеленые» – дерьмо!

Какая-то матрона, громко взвизгнув «Сцилла! Сцилла!», вдруг осела, свалившись без чувств (значит, у сицилийки был не покровитель, а покровительница?). Заметались слуги, заботясь о госпоже.

Прочие зрители не отрывали взглядов от арены. Цирк рукоплескал отважной воительнице, одержавшей победу – по воле богов и Фатума. Трибуны бушевали, а победительница сумрачно глядела себе под ноги.

Явно потрясенный, эдитор встал с курульного кресла и подал сигнал к перерыву в боях. Подняв копье и поклонившись трибунам – как полагалось и как учили, Гипсикратия направилась к воротам.

Теперь ее участь зависела только от небожителей. Ну и от господина…

Всю дорогу до хозяйского таблиния Гипсикратия со сжавшимся сердцем размышляла, что ее ждет. И неизбежно натыкалась на одно и то же: все зависит от того, какие планы господина она нарушила и какие неприятности ему создала.

Проиграл ли он деньги? Проиграл ли деньги кто-нибудь из его друзей или, что еще хуже, деловых партнеров? Быть может, это разозлило кого-то, кто хотел бы выкупить Сциллу для себя? Или на нее были какие-то планы с учетом будущих игр?

Гипсикратия еще раз воззвала к Матери Богов и направилась в дом.

В бассейне атриума плескалась вода, отражая звездное небо; ветви растущих в кадках экзотических кустов и деревьев переплетались в черное кружево, подсвеченное масляными лампами. Из атриума Гипсикратия прошла в просторный таблиний, где за обширным столом среди шкафов со свитками и восковыми табличками восседал Руфус.

Входя, скифянка поклонилась:

– Здравствовать тебе, доминус!

Надо бы пасть на колени – но в лудусе Руфуса это было не в обычае… «Если назначит порку – тогда и упаду!»