Стефка Модар - Габи. Легенда о любви

Он взглянул на аббата, с мольбой в голосе произнёс:

– Отпусти грехи! Хочу съездить, ещё раз проверить своё чувство к ней, посмотреть, заглянуть в её бездонные глаза. А вдруг это лишь очередная игра моего воображения?

Отец Бруно, глядя на него с изумлением и волнением, по-отцовски ответствовал:

– Не загоняй себя в тупик! Ты – Гений! Значит, будешь жить в Вечности. Не томи душу! Не играй, как мальчишка в поддавки, с тёмной силой. – Невольно задумавшись: – Грехи? Конечно же, отпущу тебе… – вскользь взглянув на друга, спокойно произнёс: – Отпущу непременно, как не отпустить кающемуся. Съезди! Правде в глаза загляни! Любовь! Нельзя отталкивать от себя! То воля Господа!

Гюго с благодарностью посмотрел на друга и выпалил как на духу:

– Знаешь, старик! Ты прав, как всегда! Съезжу! Загляну ей в глаза и с лёгкостью разочаруюсь… – вздыхая с облегчением, – и тогда смело самому себе скажу, что ошибся, что она птица не моего полёта. Я орёл! Она же – белая ворона!

Аббат беззлобно улыбнулся:

– Не стоит так смеяться над чувством! – тут же с любовью добавил: – Я буду молиться за тебя, за твою душу, чтобы она обрела покой, ведь ты уже не мальчик…

Гюго с усмешкой произнёс:

– Это с какой стороны посмотреть… Не мешало бы заглянуть и с изнанки… – хмыкнув, – признаюсь, я себя не ощущаю человеком в годах, как ты намекнул – старичком. – С уверенностью заявил: – Скорее… Стареющим мальчишкой… – глядя на аббата в упор: – А? Как ты думаешь?

У Гюго заблестели глаза в ожидании ответа.

Отец Бруно ответил ему, как другу:

– Но кто ж тебя в старички записывает?

Он с любовью посмотрел на него, поспешив подтвердить:

– Мальчик! Мальчик! Если до сих пор влюбляешься, как в первый раз… И так неопрометчиво. Дон Жуан!

Гюго смотрел на аббата с благодарностью, но глаза его переполняли страх и неизведанная страсть. В порыве чувств он признался:

– Спасибо, брат! Тоска изъела душу, гложет, как червяк, пьёт мою кровь, и я пью… Съезжу, потом отпишу тебе, что и как.

Аббат тихо произнёс:

– Да уж съезди! Наберись смелости, приблизь то, что так притягивает тебя, словно гипнозом. – Покачав головой, со вздохом договорил: – Вижу! Ты всё такой же! Неугомонный! Может, будет легко писаться… – Бросая вскользь: – Послушник жаловался, что ты, мол, замучил его перепиской… – Вглядываясь в лицо Виктора: – Всё тебе, братец, не так.

Определись уже наконец-то!.. – договорив, он развернулся и вышел в сопровождении послушника, который на протяжении всего разговора молча стоял в стороне, с интересом прислушиваясь к беседе.

Гюго остался наедине со своими мыслями.

Вечер. Ворота монастыря приоткрыты. Гюго сидел в карете, когда к нему подошли два монаха с корзиной еды и его багажом в руках.

Один из них учтиво сказал:

– Месье! Вот, отец Бруно передал вам в дорогу еду и попросил отдать лично в руки это!.. – он передал письмо.

Гюго взял послание и, напрягая зрение, с трепетом прочитал про себя: «Извини! Не смог проводить, замучила подагра. Умоляю! Не вмешивайся в судьбу! Не коверкай её! Прими всё так, как будет! Тебя Господь сделал избранным. Любовь к тебе у него, знай, Отеческая! Цени её! Пишу от сердца и души. Не пей! Прощай, твой Бруно».

Гюго с лёгким сердцем отправился навстречу судьбе.

Раннее утро. Собор Парижской Богоматери. Гюго, как и многие другие, стоял на мессе, вымаливая у Господа лишь одно: долгожданную встречу со своей цыганкой Габи.

Слеза скатилась с его щеки, и он внутренне почувствовал, что прощён Им, самим Господом, вздохнул с облегчением, отметив, что плечи его расправились, видение окружающего стало чище и отчётливей.

Месса закончилась как-то неожиданно быстро, пролетела, вмиг забрав с собой в прошлое тяжесть с души и сердца. Народ толпой повалил на Соборную площадь, Гюго незаметно для себя попал в волну, его будто вытолкнули в день из призрачного страшного сна. Выбравшись из толпы, он искал глазами свою цыганку. Но её нигде не было видно.

Под ногами прохожих, горожан и приезжих гостей шныряли юркие цыганята. Гюго жестом руки попытался остановить хоть одного из них, задать жгущий его душу вопрос, но те в испуге вырывались, спешно оправдываясь:

– Да не брали мы у вас, месье, ничего! Отпустите!.. – они продолжали вырываться и плаксиво канючить.

Приметив его беспомощность и потерянность, чуть осмелев, цыганята выстроились перед ним, с любопытством изучая месье, стараясь понять, что он от них хочет.

Один из мальчишек, обрадовавшись, что знает Гюго, расплылся в улыбке, показав свои не особо чистые зубы, толкнул в бок соседа, недоуменно хлопавшего глазами, и поспешно воскликнул:

– Мы знаем тебя! Ты писатель!.. – вновь толкнул своего товарища, довольно добавил: – Гюго! Нам Габи рассказала о тебе… – И задорно выпалил: – Она хвалилась, что ты ей дал золотой.

Гюго, с облегчением вздохнув, взволнованно промолвил:

– Я и хочу вас расспросить о ней… – стараясь быть спокойным, начал он: – Где она сейчас?

Оглянувшись, Гюго посмотрел в сторону толпы, но среди снующих туда-сюда девочек-цыганок милой его сердцу не было.

Он обеспокоенно добавил:

– Что-то я не вижу Габи в толпе.

Дети, почуяв интерес месье, решили на этом заработать, запричитав на все лады:

– Месье, дай и нам золотой, тогда скажем!

Гюго доброжелательно протянул им два золотых.

Дети радостно грянули:

– Ёй! Сам Гюго дал нам золотые монеты!

В их глазах светилось счастье, и они доверились Виктору:

– Габи нет в Париже! Она уехала в Трансильванию к своей бабке, та тяжело болеет.

Гюго занервничал, подался вперёд, стараясь скрыть напряжение, и возбуждённо спросил:

– Но она вернётся?

Дети, не понимая странного интереса к их подруге, растерянно пробормотали:

– Не знаем, месье! Она же у нас вольная птица! Нигде не вьёт гнезда.

Затем, словно их озарило, перебивая друг друга, цыганята защебетали:

– Что, месье влюбился в Габи? Она умеет влюблять в себя.

Не сдерживая улыбок:

– Глаза-то какие, видели?..

В запале, горя желанием рассказать как можно больше, наперебой затарахтели:

– Её бабка колдунья!.. – послышались смешки. – Не страшно?.. – они поедали Гюго взглядом, предостерегая: – Ты, месье, в глаза таким девчонкам никогда не смотри. Омут!

Один из них, что взрослее, убеждённо заявил:

– Она для тебя может стать роковой, зуб даю!

Ни на кого не глядя, мальчишка положил на зуб золотой, прикусил его и добавил:

– Лучше пиши свои стихи и рассказы! Кровь из тебя уйдёт, выпьет она из тебя всю по капельке.

И снова грянул хор попрошаек:

– Из-за таких роковых, как она, и свихнуться можно!

Гюго с тяжёлым вздохом признался:

– Знаю!.. Спасибо вам, ребята!