Максим Греков - В тени креста

– Вот держи, – Фёдор Курицын бросил горбуну кошель из красной кожи, который тот поймал на лету, – тут сто серебряных, а по завершении дела получишь ещё два раза по столько.

– Благослови тебя Никола-угодник, господине, – снова показал гнилые зубы Епишка, – с таким богатством я нигде не пропаду.

– Верно, не пропадёшь, – поддакнул дьяк, – но дело надо вершить сегодня же, ты понял?

– Как не понять-то? – тряхнул головой Епишка, – да и мне долго задерживаться на Москве нет охоты, будь покоен всё исполню….

– Как мыслишь управиться? – спросил горбуна Фёдор Курицын.

– Да… как господь подскажет, – Епишка затрясся в беззвучном смехе.

– Вот, – дьяк бросил горбуну тёмную коробочку, – подмешай это в еду обоим, только пусть будет побольше еды, не скупись, средство верное! А крови не надо, пусть греки гадают над их кончиной, да и от себя подозрения отведёшь. И как покончишь с делом, езжай на постоялый двор, что у хвелей. Там получишь свою награду, тебя сыщет мой человек.

– Благодарствую господине! – до земли поклонился горбун.

– Прощай Епишка. Сейчас жди здесь, тебя выведут, а мне пора. – сказал Фёдор Курицын и, не оглядываясь, вышел во двор.

Епишка вернулся в свою каморку в остроге не сразу. Перед этим, он, на торге купил нового коня со сбруей и припасов в дорогу. Мысли в его голове скакали как чёртики. Он думал о том, что вместе с теми деньгами, которые посулил дьяк, его собственных монет, собранных за годы службы острожным головой, хватит на то, чтобы устроиться в Литве или подале. И не просто устроиться, а жить как знатный господин. Здесь, в Москве такое немыслимо, вмиг донесут и тогда все его труды пойдут прахом вместе с его отрубленной головой скатятся с плахи. С такими думами горбун достал коробочку, что дал ему Фёдор Курицын. «Эх, не сказал дьяк, сразу забирает отрава или чуть погодя. Лучше бы не сразу. Тогда, успел бы унести ноги, а что будет дальше уже не моя забота».

– Эй! Кто там? – крикнул он, приоткрыв дверь в тёмный коридор.

На пороге тут же возник один из острожных сторожей.

– Ну…, что у нас за ночь-день нового? Как сидельцы?

– А что им будет…, – тихонько сидят себе по клетям и подвалам иногда ворохтаются. Бо, студёно в остроге то, – согнувшись в поклоне, ответил стражник.

– Эт да, – с косой ухмылкой согласился Епишка. Тяжело сев на лавку, он выдохнул и вдруг прищурившись, спросил: – а новые сторожа у ворот как?

– Дык, как и все – стоят в карауле, – не понял вопроса стражник.

– Ну, ладноть… Пущай стоят. Про наших «особых гостей», что поведаешь? Кормили сегодня? – властно спросил горбун.

– Так пока не велено, как всегда ждём твоего слова, а коли забудешь нам это слово сказать, знать, пора переждать им с кормёжкой, – хитро подмигнув, рассмеялся страж.

– Верно-верно, молодцы, службу знаете, – довольно закивал Епишка.

– Ты вот что, приготовь для них чего-неть похлебать, а я пойду их попроведаю и заодно, снесу. Пусть поедят, может разговорчивее станут.

– Ага, понял-понял, – усмехнулся в усы страж. – Чичас отволоку им варева.

– Нет! – оборвал его Епишка, – сюды неси, я сам им дам, заодно, можа и выведаю чего.

– Как прикажешь, хозяин, – пятясь назад, пробурчал стражник.

Чуть погодя он вернулся с двумя мисками отвратительно смердящего варева и поставил их на лавку подле единственного окна в Епишкиной каморке.

– Вот она снедь то, – продолжил хитро улыбаться страж, – как отведают, через полдня разгорится в их жажда, за глоток воды всё скажут, я туда рассолу, что от селёдок остался не пожалел, весь вылил.

– Ай, молодец, вот держи, – горбун подбросил монету, которую страж ловко поймал и снова, хитро подмигнув, удалился.

– Соль, это хорошо…, соль всё присолит…, – пробормотал себе под нос Епишка. Он открыл коробочку с ядом и начал трясти над миской. Порошок оказался очень лёгким и горбун не рассчитав, сыпанул большую его часть в одну из мисок.

– А ч-чёрт, – досадливо вырвалось у Епишки. Он посмотрел на остатки порошка на дне коробочки. «Ну, ничего, для старого дурня и этого хватит», – подумал он и высыпал все, что осталось во вторую миску. «Теперь главное не перепутать», – мелькнуло у него в голове. Горбун взял обе миски и осторожно вышел из своей каморки.

Дмитрий Ласкарёв почувствовал за собой слежку ещё от кремля. Коренастый дядька с широкой бородой веником, неотступно шёл за ним до самого подворья, а возле монастыря Николы Старого присел у ограды рядом с нищими. Это позабавило Дмитрия – дядька рядом с нищими выглядел как лесной хряк рядом с облезлыми дворовыми котами.

Оставив коня на подворье, скинув плащ и шапку, Дмитрий перелез через забор и приблизился к соглядатаю с противоположной стороны.

Дядька уже собирался уйти, когда боярин резко схватил его сзади за локти. Дядька рванулся вперёд, но Дмитрий ударил его ногой под колени и ловко припечатал к монастырской ограде. Нищие от ограды разбежались в стороны, а дядька, молча, пыхтел, пытаясь, освободится от захвата Ласкарёва. Боярин ещё пару раз припечатал молчуна и тот выплюнул кровь.

– Пусти, – просипел дядька.

– Сперва говори, кто послал, – усмехнулся Дмитрий и сильнее свёл локти бородача.

– Пусти, – снова попытался вырваться дядька, но Ласкарёв только усилил хватку, пока в плече соглядатая что-то не хрустнуло.

– А-а-а, – закричал дядька, – боярыня Мирослава за тобой приглядеть послала, – с надрывом простонал он.

– Боярыня Мирослава? – удивлённо переспросил Дмитрий, он выпустил из рук дядьку, но через мгновение уже схватил его за грудки. – А не врёшь ли ты, боров бородатый? – яростно прошептал он в лицо соглядатаю.

– И-истинный крест, – чуть заикаясь, ответил дядька, он силился перекреститься, но руки после захвата Ласкарёва его не слушались.

Дмитрий поверил бородачу, и это ещё сильнее распалило его гнев:

– Э-нет, так это спускать не след, – процедил он сквозь сжатые зубы, – теперь ты пойдёшь со мной, – и тряхнул дядьку за ворот.

Догнав пинками соглядатая до подворья, Ласкарёв накинул ему на шею верёвку, а сам сел на коня.

– А ну шагай вперёд увалень, веди к своей хозяйке! – прикрикнул Дмитрий и замахнулся плетью.

– Э-э-э не надо боярин, – закрылся от удара бородач, – я проведу – проведу, – закивал он седеющей головой.

Боярыня Мирослава всё свое время проводила подле государыни. К ночи она обычно возвращалась в старый и нелюбимый дом покойного мужа, но изредка ночевала в маленькой светёлке над покоями своей госпожи, на этот случай, там, в сундуках, было припасено пару нарядов.

Сегодня на душе её было томко. Видать передалось дурное настроение государыни, и она, поначалу, было, собравшись заночевать в светёлке над покоями, но видя, что Софье до утра будет более не нужна, всё же, решила ехать домой. Отдав последние распоряжения боярышням, что остались подле покоев государыни на ночь, она, испрося разрешения самой Софьи, спустилась на конюшенный двор и забралась в свой возок запряжённый парой пегих кобыл. Холопы на козлах её ждали всегда. Они привыкли, что боярыня по слову государыни могла в любое время отправиться по какому-либо делу. И всегда ей надо всё скоро…, очень скоро. Услыхав от Мирославы, что править нужно к её двору, они прищёлкнули бичами, и покрепче вцепились в вожжи. Возок резво выкатился с великокняжьего двора через кремль в темноту московских улиц.